Сибирские огни, 1987, № 9

И тут Михаил не выдержал — засмеялся. И так он смеялся иск­ ренне, долго, что слезы выступили. А брат все молчал, поеживаясь, вроде тоже хотел засмеяться и не осмеливался, только улыбочка тро­ гала губы — робкая, жалкая... И сразу домой захотелось — спасу нет. О Кудрино стало мечтаться, будто было оно за тридевятью земель, в непостижимо далеком царстве. Последнюю ночь у брата почти и не спал. Из всех впечатлений ярким пятном осталась звероводческая ферма, куда водил его Александр. Норки, лисицы в клетках — потешные, почти не пугливые. И много их там, и польза от этого хозяйства государству большая. Любопытно было Михаилу, как кормят и поят зверушек, как отсаживают молод­ няк. Об этом стоит отцу рассказать. А больше, пожалуй, и не о чем... Тогда он подумал так и решил не расстраивать стариков. Матери он почти ничего не открыл и отцу собирается передать столько же. Для себя он такой сделал вывод: свою жизнь иначе построит, не на манер Александра. Жену уважай и люби, помогай ей тянуть семейную лямку, но чтобы на равных было, чтобы не стучали тебя каблуком по макуш­ ке... Перед отпуском Михаила Даша зашла к нему в дизельную позвать на обед в столовую. Он кивнул, как всегда, улыбнулся, вытер ветошью руки и тут же пошел. Даша ему говорила негромко, но с твердостью в голосе: — Жить с Хариным я не буду. Это уж все, окончательно. Какая была терпеливая, а теперь не могу... Был бы ребенок — были бы слож­ ности. Но как вспомню... Родила мертвого, заплакала, когда мне ска­ зали, слезами вся залилась. А он приехал и усмехается. Чего, мол, ты, дура, убиваешься? Старики, говорит, в таких случаях так утешались: бог дал, бог взял... Была бы я в силах тогда — глаза бы ему повыца­ рапала, даром что тихой считают... Михаил протянул к ней руку, погладил по щеке, просил не расстраи­ ваться и верить, что будет ждать, пока все это у них не кончится... Солнце вылупилось из зоревого тумана — неяркое, заспанное и сплюснутое, будто его, как раскаленный кусок металла, только что били молотом на наковальне. Медленно поднимаясь над дальней кромкой тайги, светило становилось все ослепительнее. Михаил всегда радовался, когда заставал этот час пробуждения природы, будь то зимой или летом. Дорога расчищена, гладкая — хоть на боку катись. Не дальше, на­ верное, как вчера, тягач протаскивал здесь стальной клин от Кудрино до Тигровки — семьдесят пять километров волок, раздвигал вправо- влево заносы снежные, вон какие буруны наворочал! Дорожникам от нефтяников в зиму работы хватает, особенно после буранов. Прошлые годы из-за дорог были постоянно споры и ругань, склоняли на все лады дорожного мастера Утюжного, который тут не дорогами занимался, не мостами, подъемами, спусками, а мошенничеством. Когда кража мехов в зимовье отца случилась, то следы преступления к Утюжному привели, к спекулянтке Пее-Хомячихе, к другим дельцам. Раскрутили тогда их крепко, судили да и упрятали, куда следует. С ними и крупное воровст­ во прекратилось, но его батька, Хрисанф Мефодьевич, осторожнее стал, пушнину прямо в зимовье больше не оставляет — прячет где-то в на­ дежном месте. Стало пощипывать щеки и нос. Не пора ли. наддать ходу? Михаил побежал трусцой. Скоро волосы взмокли под шапкой, а лицо запылало жаром. Сибиряку да с морозом не справиться! Сзади послышался рокот дизеля — такой Михаилу знакомый. По зву­ ку Савушкин сразу определил, что идет гусеничный транспортный вез­ деход-тягач. Путник остановился и вскоре увидел ГТТ, который тянул за собой стальной клин. Подождал. Тягач поровнялся, остановился, из лю­ ка высунулось тонкое молодое лицо с аккуратными усиками. Водитель был в шлеме танкиста. — Далеко шагаешь? Садись! —закричал парень. — Спасибо! Иду к зимовью! 9