Сибирские огни, 1987, № 8

в конце концов в горах — истинный рай земной: леса, полные плодов и птиц, поля, полные зверя, озера, полные рыбы. Места обетованные... И вот твои молодые аборигены как-то сразу забывают о бедах племени и остаются наверху, в раю, пополняя мирный верхний род, утопающий в покое и счастье. Что-то есть и в таком повороте. Можно и так. Но не кажется ли тебе, что противу разума — найти благодать и не поделиться ею с ближним. Даже не похвастаться! Кроме того, ведь твои молодые або­ ригены оставляют на побережье — и матерей, и отцов, и старых пред­ ков, и младших братьев. Тут где-то и есть натяжка. Умышленное сведе­ ние сюжета к той мысли, что сытый голодного не разумеет? Ну, не разумеет, но не всегда же так. Это первое. А второе, не все же из сытых не разумеют голодных, бывают же исключения! (А про то, что вода иногда в ручье течет отравленная, ты в финале забыл!) Потому на твоего «коня», отправляя его в обратный путь, я для дальнейшего размышления навьючиваю следующее: Молодые аборигены, не соглашаясь с бедственным положением племени, томимые молодой жаждой (духовной и физической), не желая пропасть в пробовальщиках (тут можно дать ряд побудительных моти­ вов, для каждого героя — свой, это выявит начало характера каждо­ го),— они идут в горы, чтобы решить свои проблемы и принести облег­ чение племени. Тут еще вот что, надо место действия сразу и решительно перенести на иную планету, чтобы трудности, которые встречаются молодым або­ ригенам, можно было сделать невероятными и неземными. Я не р звездных туманах и космо-вурдалаках говорю, я говорю об испытаниях моральных, философских, если хочешь. Так вот, сперва, проходя по горам, через лес, ледники, пропасти и камнепады, они теряют там часть своих товарищей и вступают в серую местность: болото, трясина, нечто душное, мокрое, растормаживающее и аморфное. Тут начинаются главные страсти — юноши испытываются на честность, на самоотверженность, на доброту, на гордость и тщесла­ вие, на властолюбие и корыстолюбие — короче, на все, что и составля­ ет душу — и доброе в ней, и злое. Кто их испытывает? А то самое райское племя, которое живет за горами. Эти загорные люди выявляют трещинки и слабинки, разделяют путников, противопо­ ставляют друг другу, делят на группы и группки, в результате — они начинают уже не идти, а спорить — куда идти, в какую сторону, зачем и почему. Далее — все разбредаются и идут поодиночке. Доходят толь­ ко такие, которые во всем похожи становятся на загорных людей, т. е. как бы. те, кто уже в пути ими и стал. Тут ты и сам сведешь концы с концами, поскольку останется пропи­ сать жизнь и ее смысл для людей загорных — почему они не входят в контакт с нижними (скажем, хранят тайну спасения — стоит обессмыс­ ленная ракета, про которую все забыто, кроме того, что ее надо хра­ нить, или еще что). Воду они не травят, а напротив — растворяют в ней вещества, которые должны бы помогать нижним племенам, придавать им силы, но эти вещества действуют на нижних губительно, ибо они уже и сами по себе вырождаются от голода и тесноты... Это уже не просто канва, но канва с намеком рисунка, дорисовывай и вышивай. Предвижу твои возражения. Скажешь, подарил тебе коня, а ты его навьючиваешь! Делай то же самое и с моими сюжетами... И — обещанная сибирская песня. Написал — как помню, как ее пели у нас в Тырышке. Пой и ты, вспоминай сельское детство... * * * Отец мой был природный пахарь, А я работал вместе с ним, 24