Сибирские огни, 1987, № 8

титься возле нее глупой и голодной ско­ тине. Недолго думая, и слизнула она нашу последнюю книгу. Так и остались без своей книги. Пришлось к соседям идти. Вот так рассказывали старики. Всякий раз, когда заготавливали на зи­ му согум-мясо и забивали скот, мы любили наблюдать, как ловко взрослые разделыва­ ют тушу. Кто-нибудь из них, весельчак, го­ ворил нам: «Смотрите, дети. Это — коро­ вий желудок. Правда, он походит на лис­ ты книги? Негодная прабабушка этой са­ мой коровы когда-то съела нашу книгу, и у всех ее детей желудок отмечен листами нашей книги. Помните об этом и хорошо учитесь, чтобы снова не потерять нам волшебное знание. Худо тогда нам бу­ дет!»—Он сосредоточенно продолжал ору­ довать ножом, а кто-нибудь другой, в про­ должение его слов, пересказывал эту са­ мую легенду. Однако, если смотреть вглубь, в легенде есть и доля истины. Давным-давно, более тысячи лет тому назад, когда наши пред­ ки назывались еще голубыми тюрками, бы­ ла у них своя письменность. Кто изобрел это письмо, какой мудрец,— ученые гадают до сих пор. Заимствовали мы его у соседей или придумали сами,— неизвестно. Но бук­ вы этой письменности удивительно похожи на наши родовые тамги, которыми прежде клеймили и таврили скот. И всюду, где некогда жил наш народ, не только на самом Алтае, а и на берегах нынешних монгольских рек Орхюна и Толы, на камен­ ных стелах, на скалах могучего Енисея, в горных котловинах Тувы — на месте преж­ них уйгурских городищ, в пещерах Тянь- Шаня находят ученые до сих пор эти пись­ мена, повествующие о делах и заботах древних каганов, полководцев и мудрецов. На донышке серебряного сосуда или бляш­ ке пояса, принадлежавшего воину, также видны эти буквы нашей древней письмен­ ности, которую около ста лет назад рас­ шифровали ученые-тюркологи. Войны, нашествия, переселения целых народов и племен, смена культурных тра­ диций оборвали развитие нашего письма. Тем более, если учесть, что тех, кто вла­ дел грамотой, в те времена было не так много. Возможно, так оно и было. Осталась одна книга, остался один человек, который умел читать. А потом — нашествие врага... В суматохе этот человек либо погиб, либо угадал в плен, а книгу стало некому читать — не успел грамотей обучить других. И, как на грех, появилась в это время корова, которая съела книгу... Так мы и жили целую тысячу лет без своего письма, без своей книги. Кое-кто хо­ дил к соседям — монголам и тибетцам, учился читать у них. Так память народа сохранила известия о том, что были у нас редкие люди, владевшие кто тибетской, кто монгольской, кто уйгурской грамотой. А своей не было. Надо было изобретать ее. Но тут пришли русские люди и сказали: «Зачем изобретать новое письмо? Возьмите у нас. мы поделимся с вами своей грамо­ той, только приспособьте ее к звукам сво­ его языка». Так, в сороковых годах прошлого века на основе русского алфавита была создана новая 4алтайская письменность. Добавили четыре новые буквы для обозначения зву­ ков, которых нет в русском языке. Однако, хотя письменность и была создана, ее при­ способили к изданию книг в основном церковного содержания. Да и владели еіб только те, кто принимал по необходимости крещение. До революции только несколько сборников писателя Чевалкова, да несколь­ ко книг-образцов алтайских сказаний и ле­ генд было издано на этой письменности. Только после Великого Октября нача­ лось по-настоящему издание книг на алтай­ ском языке, стала развиваться собственная литература, выходить газеты, начато обуче­ ние детей родному языку. 'Так было не только у нас, алтайцев, но и у многих других народов, населяющих горы и степи, тундру и тайгу нашей Родины. Я и русскому языку научился через кни­ ги, которые читал. Вначале я плохо пони­ мал их, но когда перечел все книги на ал­ тайском языке, что были в библиотеке, ни­ чего не оставалось, как перейти к литера­ туре на другом языке. Русский мы изучали в школе, и это помогало, конечно. Но вы­ учил я русский главным образом посредст­ вом чтения. Не знаю, как это получилось, но вдруг я стал хорошо понимать язык. Просто читал, потому что не читать уже не мог. Вначале родители радовались, по­ том, видя, как это отражается на моем зрении, пытались как-то умерить мою страсть, но у них это плохо получалось, потому что я не слушался, читал при свете керосиновой лампы, в сумерках, возле костра, даже под одеялом с фонариком. Это стало, как понимаю сейчас, действи­ тельно вредным занятием. Надо уметь] чи- тать и надо беречь зрение, особенно в ран­ нем возрасте, когда пристрастишься к чте­ нию. Мать плакала, говорила: «Ребенком овладел книжный дух. Он уже не знает меры, останется слепым на всю жизнь. Эго ты виноват!» Отец вначале улыбался, по­ кручивая усы, потом стал сердиться, взды­ хать, а там и вовсе махнул рукой, предо­ ставив меня старшим сестрам. Но и они не смогли совладать со мной, и я стал в конце концов близоруким. Дождался того дня, когда брат Альберт, заядлый охотник, перестал брать меня с собой в лес и дове­ рять ружье. — Ты не видишь белку на дереве, как же тебе давать ружье? Еше споткнешься и ненароком застрелишь себя. В конце концов вынужден я был наце­ пить на себя пару «стеклянных глаз» — очки. Старики и старухи нашего села, жа­ лея меня, сокрушенно качали головами: «Вот оно что получается, когда человеком овладеет дух книги. Нельзя слишком мно­ го читать!» Но они же радовались, когда им, рассказывавшим малышам чудесные за­ гадки и сказки, я начинал ведать вычитан­ ное из книг, и они открывали для себя дру­ гой мир. — Скажи, балам, ты все это узнал из книг? Да-а, недаром говорится в наших сказаниях о чудесных книгах, которые все знают,— и прошлое, и будущее, о других странах и народах. Как хорошо, оказыва­ ется, знать книгу! Вот почему крепло с годами убеждение, что надо больше хороших книг людям, на­ до переводить на свой язык все лучшее, что создано на других языках, у других народов. И я стал понемногу переводить 17