Сибирские огни, 1987, № 8

Кугай выдавал нам книги ровно на де­ сять'дней/Ни больше, ни ,меньше. И каж­ дый бывал безмерно счастлив. Книга в то время была большой редкостью, а для нас, Детворы, в особенности. Поэтому каждый прочитывал книгу в срок (да не единожды перечитывал^, иначе знал, что не получит гой: ак в наших душах зарождалось уди­ вительное зерно — любовь к книгам, кото. рЫ.е были словно распахнутая дверь к неве­ домым странам, неслыханным народам, к прошлому и будущему. Это удивляло, по­ коряло, манило. Поначалу мы любили книги, которые бы­ ли, как бы ближе к нам, нашему миропо­ ниманию,— сказочные, красочно оформлен­ ные, особенно если они рассказывали о зверях и птицах, воинах и богатырях, о приключениях детей, похожих на нас. Жили мы в селе исключительно алтай­ ском. где была лишь одна русская семья, да и то дети в ней говорили больше и луч­ ше по-алтайски, нежели на родном языке. Поэтому читали мы пока только на алтай­ ском яз'ыке, а книг на нем тогда было очень и'очень мало. Поэтому тот из нас, кт©' первым одолевал книгу на неведомом нам русском языке, казался мудрецом из сказок; Овладевшим волшебным знанием языка птиц и зверей. Взрослые в те годы тоже очень любили читать книги. Они держали, хранили их по­ дальше от несмышленых детских рук, что­ бы ненароком не порвали, не искромсали редкое сокровище — книгу. Это сейчас зай­ ди й любой дом, непременно увидишь кни­ ги, а у любителей — целые библиотеки. Помню, редкие фронтовики (а их и бы- ло'-то Всего с десяток-другой, так мало вернулось!) собирались у отца или его друзей. Я еще буквально под стол пешком ходил и слушал их разговоры. Они читали книги попеременно, передавая из рук в ру­ ки. Любили больше всего литературу исто­ рическую, военную, политическую, приклю­ ченческую— в основном на героические темы'. Так, еще в раннем детстве узнал я из их уст имена многих исторических деяте­ лей, полководцев, вождей и писателей. Про­ читав очередную книгу, они, как понимаю сейчас, собирались как бы для совместного обсуждения, поговорить, поделиться впе­ чатлениями. А кто меня научил читать,— не помню. Отец, сестры, братья? Скорее всего, все вместе. Но алфавит я узнал еще до шко­ лы, и в классе, когда я пришел, удивля­ лись, йто умею читать по складам, а это тогда и при наших условиях, конечно, бы­ ло вовсе удивительным. Сегодня наши дети уже никого этим не. удивят. Учился я легко. Вначале любил все пред­ меты. Хромал только по чистописанию. Од­ на учительница, это было уже в Караколь- ской средней школе, русская, удивлялась: «У алтайцев всегда очень красивый по­ черк, а у тебя поразительно скверный. По­ чему так?» Я не знал, почему, и очень расстраивался, но, как ни старался, почерк у меня остался на всю жизнь весьма не­ важным. Из всех предметов стал постепенно пред­ почитать 1историю, географию, а затем ли­ тературу. Еііщ. в Куладинской начальной шкйле- здаядаласі}. . у нас такая игра, -На І6- перемене мы состязались у большой- кар-- ты. Кто-нибудь называл город или страну, и необходимо было немедленно показать местонахождение. Мы почти наизусть зна­ ли всю карту и- могли безошибочно угадать любой населенный пункт, изображенный на ней. Мы знали все города, заливы, про-, ливы, острова и так далее. И это было уроком на всю жизнь. Мы узнали, таким, образом наш большой мир, нашу страну- Возможно, такая наша любознательность вызывалась тем, что мы жили и росли в- удаленной горной долине, в глубинке и- хотели как можно больше и скорее узнать о том мире, который лежит за нашими го­ рами и хребтами. В те годы у нас не было ни электричества, ни телевидения, а радио только начинали проводить. Если иной раз пролетал самолет, это было целое собы­ тие, чуть ли не чудо. Но мы уже знали мир — пусть понаслышке, пусть по карте,;- по книгам, и душевной глухоты у нас не было. Иной раз, встречая взрослого дядю или тетю, живущих в большом городе и не зна­ ющих, где находится Алтай и существует ли он вообще на свете, путающих Якутию со Средней Азией, я, улыбаясь, вспоминаю наше детство, своих сверстников или тех. же «переростков», не учившихся по причи­ нам, сказанным выше. Знаю: спроси любого из »их, где Сидней, а где Калуга,— момен-- тально покажут на карте, и конечно же не перепутают зулусов с туркменами. Самое скверное, на мой взгляд, когда люди дума­ ют, что они образованны, культурны, а на самом-то деле проживают в самой что ни есть глухомани, именуемой спесью и неае-:; жеством. Такие люди, спроси их, не ска­ жут, как называется соседняя улица, а нач­ нут советовать, как пройти на нее,— с тол­ ку собьют. Сам в этом не раз убеждался. Моя дружба с книгой, как оказано, нача- . лась рансь и ответить в двух словах, что она означает для меня в жизни, я бы не смог. Для этого надо переворошить немало в собственной памяти. Ведь действительно, невозможно в нескольких словах оценить , значение книги в жизни человека, в его судьбе! А значение книг», письменности в судьбе целого народа? И если рассказы­ вать о Книге как таковой, как хранилище знания и мудрости, красоты и любви, то, пожалуй, придется всю жизнь свою пере­ сказать, поведать о нелегком пути своего народа, полном катастроф и трагедий. Па­ мять народа хранит все. Книги — тоже. А если их. нет, если они утеряны,— для ко­ чевых народов, например, в известной мере книгу заменяли устные предания. Была у моего народа очень невеселая поговорка. На вопрос, почему у нас нет своих книг, нет письменности, старики от­ вечали: «Нашу единственную книгу слизну­ ла корова, которой хотелось соленого». ...Было, значит, так. Кочевали. А всю утварь, все добро держали в кожаных сум- ках-арчимаках. И книги были. Тисненные на коже. Случилась однажды беда — враг напал. Бежали, побросав и окот, и добро. Мудрецы захватили с собой единственную книгу — как драгоценное сокровище наро­ да. По пути пришлось переплывать боль­ шую реку. Все вымокло. Книга тоже. Раз­ вернули-ее кожаные листы, .положили на- солйце сушить, И случись в этот миг очу-