Сибирские огни, 1987, № 8

К. Балков — прозаик разноплановый. С тем же чутким интересом, который сопутст­ вует ему в изучении людских судеб и харак­ теров, он относится и к своеобразной забай­ кальской природе. Пейзажи его пронизаны светлым чувством единения с природой, осознанием своих корней в этой,, пускай су­ ровой, но родной забайкальской земле. Знаток национального эпоса, К. Балков умело использует в своем повествовании элементы народных легенд — улигэров и бурятского фольклора. В рассказе «А де­ душке Шулуну скажу» писатель создает об­ раз старого улигэршина, который своим ис­ кусством передает новому поколению корен­ ные заветы,' по которым издревле строил свою жизнь бурятский народ. Устами бабки Евдокии писатель утверждает культурную преемственность поколений. «А дедушке Шулуну скажу: твой род продолжается и люди поют твои улигэры». А. ГОБУЗОВ Таисия Пьянкова. Недолнн дом. Сказы. Новосибирск. Зап.-Сиб. кн. изд-во, 198$. Под несомненным влиянием устно-поэти­ ческой традиции в русской литературе сло­ жилась богатая культура сказовой формы повествования от Н. В. Гоголя и Н. С. Лес­ кова до В. М. Шукшина. В этой линии ос­ новным является использование сказовой формы для самостоятельного творчества писателя. Но есть и другое направление, где глав­ ным является бережное воспроизведение писателем фольклорного источника, лишь обогащенного приемами его индивидуально­ го мастерства и традициями литературы книжной. Писатель здесь выступает как ювелир, стремящийся лишь обработать са­ мородный драгоценный камень, заставить его светиться всеми гранями. К этому на­ правлению принадлежали П. П. Бажов, С. Г. Писахов, Б. В. Шергин, М. X. Кочиев. К нему же принадлежат и сибирские писа­ тели В. Галкин и Т. Пьянкова. Сказы Т. Пьянковой повествуют о духов­ но красивых, морально чистых людях из на­ рода. Герои ее сказов либо борцы за свобо­ ду, такие, как «смутотворец» Артем (Алена- травяница»), либо замечательные умельцы вроде Ивана Недоли, «Чубаря-веселуна», великого мастера «дома ставить», причем ставил он их не только «топором да пилою, а сердцем и головою» («Недолин дом»). Людей труда отличает тяга к искусству, по­ нимание его. Дед Соловей, например, «из разных безделушек музыку добывал... Ли­ сток ли возьмет березовый, тростинку сло­ мит малую аль гребень внучки своей Але­ нушки ко губе приладит — тут и сердцу ус­ лада. До слез доймет, а нет, так ноги сами стоять не велят» («Кликуша»). Сохраняя композиционную структуру на­ родного сказа, Т. Пьянкова часто начинает повествование' вступлением-рассуждением на морально-философскую тему. Вот одно из таких рассуждений, предваряющее раз­ витие сюжета сказа «Старик-боровик»: «Счастье?! Счастье — оно чудо такое, кото­ рое за тебя никто не сотворит. Смолоду мы все тянемся к такому чуду. Но земной путь долог. На том пути перехватчиков ой как 174 много! Кого жадность одолеет, кого беда осилит, кого хвороба заест, а бывает, и про­ стая дурь голову закрутит». И далее идет повествование об испытании Дашутки Най­ деновой сначала на доброту (приветила в бурную ночь нищего), затем на отношение к богатству (закинула в тайгу найденный слиток золота). В финале счастье-награда в виде хорошего жениха — доброго молодца. Отношение к богатству испытывает писа­ тельница своих героев и во многих других сказах. И люди труда, как правило, выдер­ живают это испытание. Так, многодетная вдова Бараниха, даже крайне нуждаясь, возвратила старушке оброненный на дороге золотой. А вот Аверьян Никитич, «мужик зажиточный», свихнулся от жадности, не разгадав тайны удваивания золотых монет, («Нечистая троица»). Как и в фольклоре, в сказах Т. Пьянковой всякого рода захребетники и проходимцы, тянущиеся к богатству и власти, контрастно противостоят положительным персонажам* рисуются гротескно. Это и «подлец» Микола («Алена-травяница»); и алчный купец Афи­ ногенов, свихйувшийся «со страха, а может;, от жадности» («Таежная кладовая»); и же­ стокая. вздорная губернаторша («Федоруш-' ка седьмая»); и развратный попович («Со­ болек-королек»); и «государев чинодрал» Задеруйка («Недолин дом»). Вот фольклор­ но емкая характеристика одного из них: «Вороний глаз! Этот пройдоха дерьма на­ клюется, поежится и золотой снесет». Т. Пьянкову отличает большая любовь к природе. Пейзажные зарисовки ее подчас не , менее емки и выразительны, чем характери­ стики персонажей. Вот, например, как через смену деталей, символизирующих времена года, передается течение времени: «Прошло и десять лет, и больше, а под-над таежным, прилеском туман стелется или жаркое маре­ во колышется, а то лохматая зима белой солью щедро посыпает пустую дорогу» - («Миливонщица»), Интересно и то, что природа в ее сказах чаще всего не статич“- ная, а действующая: «масленица снера рас-' пустила, круто облачко на синеве выткала» («Кликуша»); «летний вечер мешкотный: до зорьки тени тянет» («Алена-травяница»), ' Как в фольклоре, сравнения часто даются в форме творительного падежа. «Эхо зака­ тилось младенцем перепуганным» («Федунь- ка-самодрыг»); «уж и голос бабки, сызнача- ла скрипучий, звенит теперь колокольцами серебряными» («Кликуша»); «плывет Алена посреди хоровода лебединочкой» (там же). Сравнения, как правило, неожиданны и метки: «Гармонист ливенку развел да и за­ мер как глиняная безделуха на лавке» («Кликуша»), Соединение фольклорной тра­ диции с индивидуальным видением автора и в этом случае оказывается весьма плодо­ творным. Щедро рассыпаны в сказах Т. Пьянковой присловья, народные пословицы: «Осталась сирота: себе тягота, другим — издевка» («Кликуша»); «ехал цугом, да поперек доро­ ги» («Федунька-самодрыг»); «орел в небо глядит, а червяк — в дерьмо» («Миливонщи­ ца»). Пословицы помогают в краткой образ­ ной форме дать обобщенную, народную оценку явлению, событию, персонажу. Сказы Т. Пьянковой основаны, главным образом, на переработке быличек, но есть среди них такие, где воспроизводятся черты