Сибирские огни, 1987, № 8
только что купленного на базаре). Сбив шись в кучку, обсуждают свои проблемы совхозные водители, загорелые и веселые. На корме какой-то дядя невесть отйуда извлек баян и с надрывом наяривает «Очи черные»... Для глаза пристального паром — это рентген человеческой души. Здесь видно каждого, здесь не прикроешься чином и званием. Однажды подъехала на берег «Волга» с «высокими» официальными но мерами. Не в очередь, а, минуя вереницу машин,— почти к самому урезу. Из нее быстро вылез молодой, очень уверенный мужчина, и через минуту он уже заходил в рубку: — Здоров, шеф! Видишь ту «Волгу»? Ну-ка ее быстренько загони, некогда нам тут простаивать! Капитану хорошо была видна умостив шаяся в машине развеселая компания, и гитара на коленях у какой-то девицы, и ходившая по рукам бутылка. Да и костюм вошедшего годился для пикника, но никак не для служебной командировки. Претцер чуть заметно улыбнулся: он мигом приду мал «хохму» для этого уверенного. Но тут же изобразил на лице полнейшее исполни тельское рвение и живо откликнулся: — Да. разумеется, сейчас загоню. Толь ко запишу в журнал номер машины и фа милии всех пассажиров. Тот опешил: — Эго зачем? Капитан невинно пояснил: — Да мне из обкома такая команда по ступила: все служебные машины из Ново сибирска регистрировать и раз в неделю сообщать им.—И, застыв с авторучкой над судовым журналом, вопросительно глянул на гостя. Но тот как-то сразу, вмиг расте рял всю свою начальственность и, заиски вающе улыбаясь, пятился к двери: — Ладно-ладно, шеф, не надо! Знаешь, мы, пожалуй, не поедем. У нас, понимаешь, рейс-то не совсем официальный... И исчез. А через минуту не стало на бе регу и «Волги». А был и другой случай, посерьезней. Паром уже полтора часа стоял у пристани: туман слишком сильный, без локатора не пробьешься. Команда собралась в кубри ке. От нечего делать мужики забивали «козла», неспешно текла необязательная беседа. И тут отворилась дверь и через по рог шагнул грузный пожилой человек, ко торого в Новосибирской области многие хорошо знали не только по высокой долж ности, но и по фамилии и в лицо. Вошел, спросил зычно и раздраженно: — Кто хозяин этого борделя? Разговор стих, руки с костяшками доми но замерли над столом. Первой нарушила молчание кассир Анастасия Степановна: — А в чем дело-то? Но нежданный гость не собирался от вечать на вопросы, он явился сюда, чтобы самому их задавать. От вмешательства ка кой-то «пешки» из обслуживающего персо нала совсем озлился, пошел красными пят нами: — А ты молчи, не суйся, пока не спро сят! Я еще раз спрашиваю: кто хозяин этого борделя?! В тяжелой, набухающей грозовыми разря дами, тишине раздался голос капитана: .' — Вы ошиблись адресом. Все бордели у нас в стране давно позакрывали. Если эти заведения вас так интересуют, поищите их где-нибудь на Западе. И хозяина здесь тоже нет. Есть капитан. Это я. И я при казываю вам покинуть судно, «Номенклатурный» товарищ ошалел: — Да ты знаешь, капитан, с кем гово ришь?! — Знаю. Но вы командуйте там, на бе регу. А на судне распоряжаюсь гі и еще раз требую, чтобы вы его немедленно по кинули. Когда туман рассеется, я объявлю посадку. Но вас я и тогда не пущу на па ром, если вы не извинитесь перед женщи ной и перед всей командой. — Ну, знаете!..—только и смог вымол вить начальственный гость, развернулся и что есть силы грохнул металлической дверью. Через полчаса Претцера отозвал в рубку для «конфиденциального разговора» сроч но примчавшийся сюда один из районных руководителей: — Ты соображаешь, что делаешь? Он же только пальцем шевельнет — и тебя завт ра же на этой посудине не станет! — Возможно. Но пока он им не шевель нул, я здесь капитан. И не позволю ос корблять ни судно, ни его команду. А тем более — женщину. Знаю: ты ему сейчас док ладывать будешь. Так вот передай: если он перед экипажем не извинится, я как коммунист до Центрального Комитета дой ду, но заставлю его уважать людей неза висимо от их и от его должности! — Ты что, серьезно? — Вполне. Ты же знаешь: я зря не гово рю. Три дня жду, а затем беру отпуск за свой счет и — в столицу. ...Тот не заставил ждать себя три дня. Назавтра же подъехал к возвращению па рома из последнего рейса. Тяжело поднял ся в рубку: — Ладно, капитан, извини, чего уж там... — Мне ваших извинений не нужно, вы не меня оскорбили, а всю команду. Перед ней и извиняйтесь. Тот заиграл желваками: — Ну что ж, собирай команду. На пустой палубе молча стояли люди: вся команда, от матроса до капитана. И он — грузный немолодой человек, за долгие годы привыкший распоряжаться, отдавать команды и не встречать ни малейших воз ражений. Обской ветер растрепал его бе лые волосы, а он все молчал. Наконец, поднял глаза от палубы, глянул на людей: — Вы уже знаете, кто я, так что пред-* ставляться, думаю, не нужно. Сейчас я специально приехал к вам, чтобы извинить ся за свою грубость. Перенервничал я на кануне — вот и ляпнул сгоряча.,. Потом по всему району ходили легенды, как капитан парома заставил публично из виниться большого туза. Усмехались: — Да уж, этот Претцер, коль упрется,— что та скала: хоть тарань, а с места не сдвинешь! И правда, есть в нем даже чисто внешне нечто скалоподобное: монументальность ка кая-то, основательность, сила, живущие и в фигуре, и во взгляде, и в манере дер жаться и говорить. Насчет «говорить» — вообще дело особое. Его языка многие побаиваются: сразит наповал — и глазом 141
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2