Сибирские огни, 1987, № 8
бревна на бревно, я разбивал багром то и дело возникающие заторы. Беги — и гляди в оба: от какого бревна оттолкнуться, а на какое — лишь слегка ногу поставить, и то на полсекунды, не больше. Со стороны дело, вроде бы, не та кое и хитрое, а сколько народу так перето нуло! Особенно — из приезжих сезонников. У Витьки получалось неплохо, и то каждый день раза три-четыре приходилось «ку паться». Но ничего: на берег выберется, скинет одежду, наскоро выжмет и — опять побежал «по воде, аки по суху». И так — весь долгий световой день: с четырех утра я до полуночи. В те годы он зачитывался «Аэлитой». Она даже снилась ему, оборванному и исцара панному мальчишке из северного таежного села — гордая дочь марсианского прави теля. Витька представлял, как однажды под вечер синий воздушный корабль принесет ее с Марса — прямиком на берег Чулыма. И первым встретит гостью, конечно же, он — Витька Претцер. Посадит ее в.свой обла- оок и повезет по закатной реке, мимо замерших кедров и пихт. А что же еще показывать прекрасной марсианке, как не главное свое богатство — реку? Река дарила им не только- работу, про питание и радость игр. Она устраивала в честь этих маленьких обитателей мед вежьего угла настоящие праздничные салю ты! В год — по салюту. Ибо праздник у реки- один: ледоход. Когда старшие ребята впервые сказали ему, что в ледо-ход сто льда искры летят, Витька- не поверил. В девять вечера отпра вился на- Обь. Огромные льдины наполза ли друг на друга,, громоздились высотой с добрый пятиэтажный дом. И в обступив шей мгле явственно вышибали друг из друга искры! Витька стоял завороженный, и душа, казалось, содрогалась от счастья и пела, словно бы сливаясь с этой неисто- ЕОЙ симфонией пробуждения северной таежной весны. В общем, с детства разумелось само со бой: река — это его дорога в жизнь. А мо жет, она- сама- и есть — его жизнь? В шес том классе о« выкблол на руке якорь. И еще хотел шикануть и через всю грудь пустить летящий по волнам фрегат. Но в ба-не увидел старика, украшенного таким же точно парусником, Мышцы одрябли, обвисли — и когда-то гордый трехмачто вый красавец теперь жалко болтался на старческих мощах. Тогда-то Витька вздох нул и решил- остаться при одном якоре. ...Рука с маленьким синим якорем от пустила штурвал: паром ошвартовался, движки выключены. По командам капита на, многократно усиленным мегафоном, машины, не мешкая, покидают палубу, съезжают на долгожданный берег. А там уже урчит моторами готовый устремиться встречный поток. — Удивительная штука — человеческая память,— рассказывает Г. Мыш, профес сор Новосибирского мединститута. Геор гий Дмитриевич здесь — очень частый пас сажир, хорошо знает и капитана, и всю его команду.— Я помню, как еще семнад цать-восемнадцать лет назад этот же паи оом казался неуклюжим, неповоротливым. Как подчас ему помогал поворачиваться буксир. Паром тогда- и загружался по-дру- 136 тому. Едва он причалит, водители — каж дый по своему разумению — въезжали на палубу. Машины расставляли по принципу «кто во что го-р-азд», и площадь парома использовалась едва наполовину. И вот паром принял новый капитан Виктор Прет цер. Как он удивил водителей, привыкших к «самостийным действиям», когда сам начал руководить погрузкой! Но спорить не стали, увидели: теперь на пароме стало помещаться вдвое больше машин, чем преж де. Не сразу, но довольно быстро приучил всех к неукоснительному соблюдению графика. Теперь никто не удивится такой реплике: «Паром во второй рейс отправил ся. Значит, уже восемь тридцать». Команда парома, не приученная к тако му, «ура» не кричала. Ворчали, пытались работать по-старому. Но вместо привыч ных шести рейсов паром каждодневно начал выполнять восемь. А иногда — и больше. И это — единственное отклоне ние от расписания, которое призн-ава-л новый капитан. Герой Советского Союза Федор Иванович Анисичкин — здешний житель, и ему регулярно приходится поль зоваться эти-м «главным мостом Ордынско го района». Вспоминает с улыбкой: — Ехал как-то самым последним рей сом. А на берегу еще машины остались: теперь им уж до утра ждать. Вдруг слы шу — Виктор Кондратьевич с капитанско го своего мостика объявляет: «Не волнуй тесь, сделаем еше один рейс. Уедете вое». Потом я -как-то спросил у него, что его за ставляет делать эти дополнительные рей сы. Знаете, что он ответил? Что добро к людям в расписание не вмещается. Однажды, закончив последний рейс, со брал команду: — Помните — в порту старая баржа ва ляется? Пополам переломленная. Так вот, думаю — нечего ей там ржаветь. Мы одну ее половину поставим как пристань в Ниж ней Каменке, а другую присобачим к паро му. Я рассчитал: с такой приставкой мы сможем брать »а борт уже не тридцать пять, а без малого сотню машин. Члены экипажа, -казалось бы, уже при выкли к его «эврика-м», -но тут и они рты разинули: — Да ты чего, Кондратьич! Как же мы ее присобачим? Чтобы она у нас посреди мо-ря отвалилась и вместе с машинами — тю-тю? — Непременно отвалится и «тю-тю» — если без головы делать. Я вам не первый раз уже толкую: чтобы настоящим речни ком стать, мало научиться штурвал кру тить. Это — так, дрова. Надо почаще работать той бедой, что на плечах посаже на! «Беда» — любимое словечко. Им он на зывал -все — от своего судна и до жизни, при этом отнюдь не вкладывая в оказан ное какого-то трагического смысла. Вот и сейчас члены экипажа дружно почесали свои «беды» и сели сообща изучать капи танские расчеты. Убедились: «все желез но!», и Претцер отправился в управление порта. А в следующую навигацию паром вышел с новой приставкой на удивление и радость окрестным шоферам. Это было уже семнадцатое рацпредложе ние, которое выдвинул и внедрил на паро ме беспокойный его хозяин.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2