Сибирские огни, 1987, № 8
риалы вовремя поспели куда им надо! Быть может, наше Обское море — самое неромантическое из всех морей (видишь, ты вон даже лужей его назвал!). Только я ведь сюда не ради романтики пришел, И улыбнулся: — Кстати, на этой «луже» я уже Магел лана обставил: за то время, что здесь рабо таю, по количеству миль полтора десятка кругосветных плаваний накрутил. Конечно, Нижняя Каменка — не Мыс Доброй На дежды, но все равно приятно. А ты знаешь, как у нас на Оби пахнет весенняя вода со льдом, когда я первым рейсом открываю навигацию? Пахнет свежим арбузом, кото рый только что внесли в дом и разрезали пополам. Запах пробудившейся реки он узнал намного раньше, чем аромат арбуза. По тому что в его военном детстве не было не то что арбузов,— даже яблок. Зато река была, вернее — целых две: их село стояло лицом к Чулыму, а спиной ощущало несу щееся из-за стены кедров и пихт студеное дыхание Оби. Звалось село — Усть-Чулым. Усть — значит у устья приткнулось. Чулым — река таежная, своенравная. Вроде, и не большая по сибирским-то масштабам, а за одну навигацию могла переместить свое русло на добрую сотню метров в сторону. И ни берега, ни тайга не в силах были сдержать, бунтарку. На этих-то берегах и прошли его детство и юность: каждый день — бок о бок с рекой. Каждую весну река приходила к его порогу, стучала, сту деною водой в дверь и в окна. Что это были за разливы! Месяц-полтора вода затопляла и само село, и лес вокруг и стояла сплошным голубым от весеннего «еба покровом в полтора метра высотой. Но чулымцам это было не в диковину. Еще за несколько дней до такого вторже ния они знали, когда должно «начаться». И загодя перетаскивали на чердаки и сено валы стол, стулья, койки и барахло. В са мый канун снимали лодку с замка и дер жали просто на веревочной привязи: как понадобится — не возись с ключами, а дер нул за узел — и отвязал в момент. Окна, несмотря на холод, оставляли распахнуты ми: иначе Чулым рассердится и без стекол оставит. Люди спокойно, без злости и паники впускали незваного гостя под свой крое. От дома к дому, в сельпо и в правление сплавконторы плавали на обычных лодках и на юрких северных долбленках — об- лаеках. Ни дать ни взять — Венеция! Толь ко холодная, с покачивающимися на воде голубыми льдинками. ...До сих пор в томских прибрежных се лах деревянные тротуары высотой в полто ра метра тянутся вдоль улиц, удивляя заезжего чужака. А по тротуару, как по вытянутому постаменту, флегматично про гуливаются ко всему привычные коровы. Вот в таком селе в подрастал низкорос лый и худющий пацан Витька Претцер. И была у него целая флотилия. Ее он масте рил перочинным ножиком из толстой и мягкой коры ветлы: «Товарищ», «Дмитрий Пожарский», «Кузьма Минин»,— копии всех знакомых судов, что по Оби да Чулыму плавали. Он же их всех, как своих родных, знал. Мог часами наблюдать за нх ходом, за маневром при входе в гавань. Он знал их лаже по голосам. Прислушается к "до носящемуся шуму мотора — и, не видя реки,— другим пацанам: — Спорим на кепку орехов, это «Минин» идет? Те не верили: «Спорим!» И бежали на реку. А о« даже не шел за ними: и так был уверен. Сколько кепок со смолистым кедровым орехом выиграл он в тех спорах! А потом началась эра парусников. Что бы не грести подолгу, охотясь на водяных крыс, он провертел в лодочной скамье отверстие, в него вставиш мачту, и на нее водрузил «паруса»: сперва — три ватника, потом — старую простыню. Его идею под хватили другие мальчишки — и вскоре по волнам Чулыма заскользили гордые бриги, корветы и фрегаты. С чьей-то легкой руки их прозвали в по селке «крысиными адмиралами». Но босо ногие адмиралы не обращали внимания на насмешки. Они гордо водили свои флоти лии, совершенствовали систему парусов и бесстрашно вступали в морские сраже ния. Сражения случались нередко. Ибо тако ва уж доля настоящих морских волков, особенно — когда враг силен, коварен и агрессивен. А их враг был именно такое. Давняя, заскорузлая неприязнь царила меж ду ними — «луговыми» и «кирпичниками» — ребятами из кварталов, окружавших кир пичный завод. «Кирпичники» были постар ше и посильней, они считались королями села. Зато «луговых» было больше, да и спайка у них — что надо. Как-то эта мел кота согнала неприятеля с насиженного места, столь удобного для игр и рыбалки. Те назавтра же подловили Витьку (он из всей мелкоты был самым мелким) и как следует «поучили». Он отплевался кровью — и тихонько забрался на крышу к главному «кирпичнику». И когда хозяин полез на сеновал,— тог так огрел его пал кой, что пришлось откачивать. Завтра Витьку опять «встретили»: — Ну что, прибиггь тебя совсем? Он глянул на них снизу вверх, стараясь не показать страха: — Давайте. Выхода-то два только: или вы меня прибьете, или я вас потом — по одному. Те изумились такой наглости и... отсту пились. Поняли: не шутит этот головастик! Чтобы не показать постыдной , робости, для приличия дали ему разок «леща». Сколько раз потом иная, уже взрослая жизнь била его под дых так, что не было сил вздохнуть! От этик ударов не остава лось синяков, -не приходилось смывать кровь с лица, но больнее было в сто раз. И точно так же он потом вставал и снова лез в драку — не глядя ни на число вра гов, ни на «весовую категорию». Очень рано река дли вето превратилась из охотничьего угодья и театра боевых действий в повседневное рабочее место. С девяти лет начал он работать. Сперва — коногоном: с другим мальчишкой, сидя на конях, цепляли очищенный от веток древесный ствол и затаскивали по дере вянным волокушам на эстакаду. Став немного постарше, перешел в сплавщики: бегал по плывущим в. реке, стволам, с 135
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2