Сибирские огни, 1987, № 7

— Ну, конечно, Сонюшка. Я безумно рад! *—Тогда, Петя, расскажи о себе. Только, пожалуйста, все, как есть. По-братски. Это очень важно! — Я понимаю,— Петру захотелось быть таким же искренним и откровенным, как она, и он принялся торопливо рассказывать ей обо всем, что ему пришлось пережить... Невзорова кивала ободряюще, гладила руку. Она умела'слушать и сопереживать. Неожиданно Петр почувствовал, что в комнате прячется посторонний... Да вот и он — в углу, за Федосеевым. Петр сбился со слова, оглушенно взглянул на Соню. — Успокойся, Петя,— попросила она.—Этот человек помог мне встретиться с тобой. Петр вздохнул облегченно: значит, это не видение. — Анна Ильинична говорила о тебе с профессором Корсаковым,— продолжала Со­ ня.— Не каждый профессор возьмется сегодня ехать на тюремное свидание, а Корса­ ков— извольте! — Эк вы меня расписали, Софья Павловна! — вышел из своего укрытия плотный чернобородый человек.—Мне даже не по себе сделалось. Впрочем, спасибо на добром слове. А посему не будем терять времени. Мне действительно скоро в университет. Но прежде я хотел бы побеседовать с Петром Кузьмичом. Голос у профессора не по фигуре, слаб, мягок. Но это и хорошо: с некоторых пор Петр стал ценить именно такие голоса — тихие, неназойливые. — Сказано: дети — благодать божья. Но, как известно, у каждого дитяти — свои благодати. Какие же благодати были у вас, Петр Кузьмич? Я имею в виду жизненные условия в детские годы, окружение, привязанности, природное здоровье... Вопрос показался Петру простым и даже приятным. Он ответил на него не за­ думываясь: — Здоровьем ни я, ни родные мои не обижены. Если и хворали, так по причине малого достатка или остынув, поранившись... А привязанности известно какие — хоте­ лось больше знать, к книгам тянуло. Другой такой благодати, как книги, нет, это я точно знаю. — Вполне согласен с вами! — одобрил Корсаков.— Интересно знать, что из дет­ ских книг врезалось вам в память? — Много! «История цивилизации», «Тарас Бульба», «Капитанская дочка»... — Тогда остановимся на «Истории цивилизации»... Что же вы почувствовали, осилив ее? — Почувствовал, что влез на огромную гору. Голова кружится, во рту сухо, земля дрожит, а на душе гордо. — Значит, вы почувствовали, что перетрудились. И часто с вами такое бывало потом. — Да уж бывало, профессор. Скатертей самобраных да ковровых дорожек под ноги мне никто не стелил. Хорошо тем, кто на готовых хлебах, в столичной холе. Для таких жизнь — загородная прогулка. А для меня она всегда трудом была — надсадным, но и радостным. И я не жалею! Потому что она не только брала, но и давала. Знания. Совесть. Друзей. Любовь... — Святые слова, Петр Кузьмич. Святые. Я бы говорил их вместо молитвы... Но вы, конечно, не верующий? — Я — верящий! Я верю в то, что скоро люди будут равны, свободны, едины! Скажу даже, что я молился об этом Нерукотворному Спасу. Мы не понимали друг дру­ га, но оба верили: он — в смирение, я — в борьбу... Петр понимал, чтр профессор каждое его признание оценивает прежде всего как врач-психиатр, но не хотелось об этом думать. Расстались они, как люди, знакомые с детства... В ту ночь Петр впервые заснул спокойно, вместе со всеми. Он и сам удивлялся пе­ ременам, произошедшим с ним. Голова не болела. Темнота не рождала видений. Соня обрадовалась, увидев его таким: — Петенька, какой ты сегодня замечательный! Оставайся таким и дальше! — Обязательно! — пообещал он. Вернувшись после свидания в камеру, Петр застал товарищей за необычным заня­ тием: собравшись в круг, они хором бормотали что-то. — Песню разучиваем,— объяснил синеглазый Ванеев.— «Варшавянку» Свенцицкого Глеб переложил по-нашему, без Христа и Иуды, без национализма — для рабочих всех стран.— И Анатолий протянул Петру листок, исписанный порывистым почерком Кржи­ жановского. Вихри враждебные веют над нами. Темные силы нас злобно гнетут, В бой роковой мы вступили с врагами, Нас еще судьбы безвестные ждут. Мотив «Варшавянки» Петр знал. Эту песню чаще других пели польские товарищи. Но слова Кржижановского были много лучше — бодрей, мужественней. И Петр тоже запел: Но мы поднимем гордо и смело Знамя борьбы за рабочее дело. Знамя великой борьбы всех народов За лучший мир, за святую свободу. В камеру начали собираться заключенные с других этажей. Они дружно поддержа­ ли ЗАПЕВ... Вот она — песня пролетариев, о которой мечталось когда-то! Она родилась вместе с «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса» — на том тернистом пути, который лишь начат... 4 93