Сибирские огни, 1987, № 7

Петр думал, что за своеволие ему запретят прогулки, но ошибся. На следующий день его вновь вывели в «шпацир-стойло» и вновь одновременно с Цедербаумом. Несколько смен они прохаживались молча, радуясь коротким встречам. Потом приспособились переговариваться, передавать записки, приклеивая их к забору хлеб­ ным мякишем. На одной из прогулок Петр узнал страшную весть: слушательница Бестужевских женских курсов Мария Ветрова, заключенная в Петропавловскую крепость, облила себя керосином и подожгла. Есть все основания думать, что к самоубийству ее толкну­ ло насилие тюремщиков, а вместе с ними — товарища прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты Кичина... В конце января по «Делу о студенте С.-Петербургского Технологического инсти­ тута Петре Запорожце и других, обвиняемых в государственном преступлении», был вынесен «приговор в окончательной форме». В нем значилось шестьдесят семь имен. Среди них оказалось немало народовольцев, так или иначе связанных со «стариками» и «молодыми». Не очень-то разграничивая их, «Государь Император... повелеть соизволил: 1) Выслать под гласный надзор полиции: а) в Восточную Сибирь Петра Запорож­ ца на пять лет, а Анатолия Ванеева, Глеба Кржижановского, Василия Старкова, Якова Ляховского, Владимира Ульянова, Юлия Цедербаума, Пантелеймона Лепешин- ского на три года каждого и б) в Архангельскую губернию Павла Романенко, Алек­ сандра Малченко, Елизавету Агринскую, Веру Сибилеву, Евгения Богатырева, Нико­ лая Иванова', Никиту Меркулова, Василия Шелгунова, Николая Рядова и Василия Антушевского на три года каждого, вменив девяти последним в наказание предвари­ тельное содержание под стражей...» Остальным выпала ссылка в «избранные ими места жительства за исключением столичных губерний и университетских городов»: на три года — Семену Шепелеву, Петру Карамышеву, Борису Зиновьеву, Ивану Бабушкину, Ивану Яковлеву, Михаилу Названову, «петухам» во главе с Илларионом Чернышевым, «обезьянам» Константину Тахтареву, Степану Быковскому, Елене Агринской... на один год — Василию Ванееву, Константину Иванову, Петру Машенину, Николаю Кроликову, Дмитрию Морозову, Василию Богатыреву, Филимону Петрову... Семен Шепелев и некоторые другие полу­ чили еще и тюрьму — шесть, три, два месяца, не считая времени, проведенного в Доме предварительного заключения. Василий Волынкин для отвода глаз тоже получил высылку. Пятый и последний параграф приговора гласил: «По вменении Николаю Михайлову в наказание предварительного ареста, подчи­ нить его, а также Василия Галла гласному надзору полиции на два года». На очередной прогулке Цедербаум с сочувствием сказал: — На тебе самые сильные молнии сошлись, Петр Кузьмич. Это для меня неожи­ данность. Да и для других тоже. Наверное, потому, ч.то ты из нас самый высокий — отовсюду тебя видно. — Пусть, —- улыбнулся Петр. — Лучше уж на мне, чем на Старике. — Понимаю и преклоняюсь... Ото всей души. Жаль только, не все на тебя похо­ жи... Волынкин, Акимов, Зиновьев станут теперь доносчиками в провинции, а Михайлов' и Галл здесь пригодятся. — Зиновьева не трожь, — попросил Петр. — Встретимся — разберемся. — В тюремном поезде, что ли? Ты говоришь невозможные вещи, Петр Кузьмич... Откуда было знать Цедербауму, что в это самое время его младшая сестра Лидия, слушательница математического отделения Бестужевских курсов, молит директора департамента полиции Зволянского о «невозможных вещах»? Не знал Юлий Осипо­ вич и того, что Зволянский согласится принять его мать и в конце концов смилости­ вится, размашисто начертает на поданном прошении: «Отпустить на три дня для свида­ ния с семьей». Но уже на следующий день с подобными прошениями в департамент полиции об­ ратились генерал-лейтенант Тахтарев, титулярный советник Агринский, приват-доцент Романенко, землемер-таксатор Сибилев, вдова директора народных училищ Ульянова и несколько узников. Опасаясь, что дело может принять дурной оборот, Зволянский поспешил дать «свидание с семьей» всем осужденным. 5 Тяжело растворилась обитая железом калитка. Острый, перемешанный со снегом ветер ударил Петра, развернул, будто тряпичную куклу, и несколько шагов протащил по Шпалерной. Сверху безмолвно взирал Дом предварительного заключения. Его окна были похожи на глаза исполинского чудовища, затянутые бельмами. Четырнадцать месяцев Петр мечтал об этом часе. Он представлялся ему непремен­ но светлым, наполненным музыкой движения и голосами друзей. Где все это? Никто не встречал Петра. И Петр ощутил одиночество. Надо же такому случиться: три дня свободы, даро­ ванные судьбой, сделались вдруг ненужными, нелепыми. Зачерпнув из серого холмика горсть снега, Петр растер им лицо и торопливо зашагал прочь от ненавистного Дома.1 1 Его арестовали и привезли в Петербург из Киевской губернии. 86