Сибирские огни, 1987, № 7

Смысл слов надзирателя не сразу дошел до Петра. В висках ликующе застучало: «Антонина! Она нашла меня! Тонечка!» — Что ж мы стоим? — испугался Петр. — Скорее! Они спустились в камеру, одна сторона которой была забрана решеткой. Точно в такой же камере напротив сидела молодая незнакомая женщина с темными волосами, большеглазая, полнолицая. Их разделял узкий коридор, по которому неторопливо вы­ шагивал надзиратель. Заметив Петра, заученно предупредил: — Ни слова о делах. Фамилий не называть. Петр привык к плохому обращению, но тут, впервые за много месяцев, почув­ ствовал себя совершенно униженным. От грубости его удержал ласковый голос женщины: — Петя, дорогой! Не сердись, что не сумела раньше добиться свидания. Моей вины в том нет.. — Я знаю, — прошептал Петр, чувствуя, как поднимаются в груди предательские рыдания. — Это ничего. Пусть... Он понял, что перед ним связная от Союза борьбы... Наконец-то... А Антонина далеко, откуда ей знать, г д е он... — Какой ты косматый, Петя! Никак привыкнуть не могу. Бороду отпустил, будто старый дед. И волосы... — Это чтобы уши не мерзли. Все-таки зима идет. Как ты? — Обычно... Целый день в «Бестужевке» на занятиях, едва-едва домой доплетаюсь. Была мама, посмотрела на мою жизнь и ну ругать: «Ты, Маша, не очень-то усердствуй; здоровье одно, его беречь надо; не будь похожа на отца своего, Петра Ивановича, а то у него на роду одно хвастовство — дескать, нам, Резанцевым, все по плечу»... А как же учиться без усердия? Я так не умею. Петр понял: «невесту» зовут Марией Петровной Резанцевой, она учится на Бестужевских курсах. — Как поживают родные, Машенька? — улыбнулся он. — По-всякому. В январе была новая инфлуэнца, заболели многие: Бабушка, Егоров и даже Доктор, который их лечил. — Да-а, — вздохнул Петр, понимая, что речь идет о Бабушкине, Цедербауме, Ляховском. — И что же теперь? — Весной и летом дела в семье шли хорошо. Никогда так хорошо не было! Го­ лубей развелось видимо-невидимо! Иные из них переслал твой Старик. Он хоть и затворником сделался, но голубей гоняет по-прежнему. Представляешь? Иносказания Резанцевой подкрепили скупые сведения, которые Петр выискал в двадцать девятом номере дозволенной тюремными правилами «Недели». «За подпи­ сями «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», «Рабочего союза» и «Московского рабочего союза» появилось 25 различного содержания подметных листков. Самый ранний помечен 30-м числом мая, самый поздний — 27-м июня». Это значило: «Союзы борьбы...» появились не только в Петербурге, но и в Москве и в других городах. Владимир Ильич добился-таки своего, а ныне, судя по словам Резан­ цевой, еще и прокламации из Дома предварительного заключения пишет... Петру стало стыдно за себя. Вот ведь Ульянов нашел способ действовать, неужели ему легче?.. — В августе Миша в беду попал, — продолжала Резанцева. — Голубятня у него сгорела. А ведь Пожарским себя мнил... Верно, не он один неудачливым оказался, соседские ребятишки тоже — Степка-Хохол, Надя-Минога, Булочкины... А домашним каково? Боязно малышей одних дома оставлять, да что поделать? Приходится. Одни петушатся, другие обезьянничают... Петр пригорюнился: выходит, Сильвин, Крупская, Радченко, Невзоровы тоже арестованы,'а в «Союзе борьбы...» остались одни «молодые»... — Мне разрешили приносить тебе еду и книги. Что бы ты хотел? — В еде я не привередлив, Маша. А из книг хорошо бы получить полный немецко- русский словарь. Еще пришли перьев... Номер восемьдесят один... — Восемьсот один? — поправила его Резанцева. — Возможно. Но мне запомнилось — восемьдесят один... Маленькие такие, белые. Именно эти перья и что-нибудь из немецких авторов. На твой вкус. Они известные сказочники, а я тут как дитя малое. — Принесу, Петя, обязательно принесу! Деньги на твое имя я уже записала. Плед куплю в ближайшее время. Мне разрешили. — Спасибо, Машенька... Как мне тебя не хватало... Через несколько дней надзиратель принес книги от Резанцевой: словарь немецкого языка и «Необычную историю Петера Шлемеля» — сказочную повесть Адельберта фон Шамиссо. Дрожа от нетерпения, Петр отыскал восемьдесят первую страницу, пригляделся... Ур-ра! Вот они, иголочные знаки над буквами! С воли сообщали: Старик в 193-й камере, прогулка у него в семь утра, в девятом «шпацир-стойле». Там же во вторую смену бывает Минин (Ванеев), у него хрони­ ческая пневмония, но освобождения ему не дают, лишь втрое удлинили прогулки. Друзья держатся стойко, да вот беда — Акимов и Зиновьев излишне откровенны, от них утекают важные факты о группе. Пожарский (Сильвин) и другие переведены в Петропавловскую крепость. Галл, зубной врач Михайлов и Волынкин — прямые про­ вокаторы, сдавшие «Союз...» охранке... . Василия Волынкина Петр знал мало. Одно время этот веселый пройдошистый парень трудился на фабрике Торнтонов. Ему . известно окружение Шелгунова, Мерку­ 84