Сибирские огни, 1987, № 7
— Но время, о котором вы говорите, уже идет! Пролетарский подъем не может опираться на ошибочные выводы из безошибочного марксизма! Не следует тормозить этот подъем, дробить его изнутри. — Что вы имеете в виду? — уточнил Цедербаум. — Многое, Юлий Осипович. В том числе ваше небезызвестное выступление перед впленскими товарищами: «Поворотный пункт еврейского рабочего движения». Вольно или невольно, но вы обособляете интересы трудящихся по национальной принадлеж ности, по характеру работы, в данном случае — ремесленников. Вместо того, чтобы говорить о едином повороте для всех пролетариев... — Надеюсь, вы понимаете разницу между единством и обезличкой? — Понимаю. Именно поэтому для меня и моих товарищей важны не только близ кие нужды всех б е з и с к л ю ч е н и я рабочих масс, но и конечные. Даже в боль шей степени — конечные. На смену пропагандистским кружкам идут агитационные, — перешел в насту пление Цедербаум. — Они становятся тем фокусом, который собирает лучи стихийного недовольства и действует из толщи народа. Мы должны выползти из подполья, за говорить языком прокламаций, согласуясь при этом и с национальными интересами обездоленных. Да, да, и с национальными интересами! Поскольку Они есть, от них не отмахнешься... — К агитации мы уже перешли, согласуясь при этом прежде всего с с о ц и а л ь н ы м и задачами обездоленных, — вновь бросил реплику Кржижановский. — Так что фокусов у нас хватает! Тем лучше, — одобрительно взглянул на него Цедербаум, давая понять, что ценит остроумие и не желает углублять спор. — Но те фокусы, о которых вы говори те, сделаны от руки или на гектографе. А мы имеем мимеограф — благодетельное изобретение последнего времени. Он дает не пятьдесят, а до восьми сотен хороших оттисков! Можем использовать его вместе. — Не откажемся, — после некоторого раздумья кивнул Ульянов. — Есть что-нибудь интересное? — ухватился за ниточку не крепкого еще согла шения Цедербаум. — Есть. Скажем, перевод работы Энгельса «Жилищный вопрос». — Извините, но мы вовсе не намерены печатать литературу, которую будут читать главным образом студенты и небольшая верхушка рабочих. Издавать Энгельса полез но. Но, по-моему, лучше выпустить десяток прокламаций. — Есть и другая возможность использовать мимеограф: наладить листковую г а з е т у . — Листковую — плохо,— покачал головой Цедербаум.— Не будет ни широты, ни срочности, ни вида. Тут нужна типография... — У вас есть что-нибудь на примете? Разговор шел то спокойно, то накаляясь. Стоило Ульянову уступить в чем-нибудь, тотчас уступал.и Цедербаум. В конце концов они договорились и по Михайлову, и по совместному использованию мимеографа, и по тому, что при условии более четких теоретических и практических установок возможно слияние групп. — Мы и сами заинтересованы в четкости установок, — удовлетворенно заклю чил Цедербаум. — Так что можете считать ваши условия принятыми. Осталось оформить наш союз. Где и когда проведем конституционное собрание? ■— Это вы узнаете в свое время, — охладил его Ульянов. — Мы хотели бы еще раз все обсудить и взвесить. 4 Долгое время Петр был знаком не с самим Цедербаумом, а лишь с рассказами о нем. Любопытно узнать, каков же Юлий Осипович в непосредственном общении? Шагая во второй половине октября на Выборгскую сторону к Радченко, Петр невольно думал об этом. Еще он думал: символично, что «конституционное» собрание пройдет у Степана, на Симбирской улице. Симбирск — родина Ульянова... Поднимаясь на этаж к Радченко, Петр поравнялся с невысоким человеком своих лет. Отметил, что тот прихрамывает, что у него приятное узкое лицо с небольшими темными глазами и длинная, будто наклеенная, бородка. К удивлению Петра, они направились к одной и той же двери. Открыла им Любовь Николаевна. Спутник Петра снял шляпу и галантно поцеловал Баранской руку. Зачесанные на лоб волосы при этом повисли — будто отклеились. — Вы не знакомы? — спросила Любовь Николаевна. — Были бы хромцы, будут и знакомцы, — ответил Петр, переступая порог. — Я полагаю — Юлий Осипович? — А я полагаю — Петр Кузьмич? Они обменялись оценивающим рукопожатием. Узкая ладонь Цедербаума утонула в огромной ладони Петра и, когда он ее сжал, будто бы растеклась, стала бескост ной, легко меняющей форму, но тут же ответно напряглась, сделавшись цепкой и твердой. Голос у Цедербаума мягкий, грассирующий; плечи узкие; одет с опрятной небреж ностью. . Доктор Ляховский, не в пример Цедербауму, несколько грузноват, неуклюж. Ко 72
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2