Сибирские огни, 1987, № 7

комнате; лицо бледное после болезни, худое. — Это именно то, что сейчас необходимо! Теория мертва, пока она не становится поступком. Спасибо вам! Он остановился, протянул Петру руку. Петр торопливо поднялся, стиснул своей лапищей небольшую крепкую ладонь Владимира Ильича. Ему хотелось еще побыть с ним. — Не будете ли вы сегодня в районе Литейного проспекта? — спросил Ульянов, провожая его. — Очень надо передать Струве корректуру моей статьи с некоторыми исправлениями. Для «Материалов к характеристике нашего хозяйственного развития». — Разумеется, передам. Хотя... — Что — хотя? — ухватился за неосторожно сказанное слово Ульянов. — Дого­ варивайте. — Хотя мне до сих пор не понятно ваше сближение со Струве и его компанией,— докончил Петр. — Вы же сами говорили, что они недалеко ушли от «друзей народа», делают ученый вид при не очень ученой игре. — Когда это я говорил? — В ночь на рождество, когда мы шли по Гороховой! — Верно, было такое, — засмеялся Ульянов. — А у вас хорошая память, Петр Кузьмич! Коли так, то вы должны помнить и мой реферат — по поводу «Критических заметок к вопросу об экономическом развитии России» Струве. Статья, которую я хо­ чу передать с вами, и есть этот реферат. С некоторыми изменениями и уточнениями, разумеется. В «Материалах...» он пойдет вместе с выступлениями самого Петра Бернгардовича, Потресова, Плеханова. Книга издается легально и, заметьте, не наши­ ми средствами! Уже одно это оправдывает сближение с группой Струве... Несмотря на архисерьезные разногласия со Струве, Потресовым и другими литераторами этого направления, нам удалось договориться с ними о совместной книге против народников. Но вы не считаете это завоеванием — так вас прикажете понимать? — Не совсем, — терпеливо выслушав Ульянова, сказал Петр. — Я несколько о другом... К Струве он испытывал глухую неприязнь, хотя впрямую сталкивался с ним три-четыре раза. Родители Струве имели скандальную славу. Отец губернаторствовал — сначала в астраханских, затем в пермских землях. Мать, баронесса Розен, пользуясь безнака­ занностью, нагайкой вдалбливала в подданных покорность и почтение. Сын тяготился таким проявлением ее власти, жестокость ему претила. Внезапная смерть отца под­ сказала ему решение оставить мать, страшную и в ласке, и в гневе. Товарищ Струве по гимназии Калмыков привел его к себе, объяснив матери: ему некуда деться, а че­ ловек он даровитый, собирается поступать в университет... На счастье Струве, Александра Михайловна Калмыкова оказалась женщиной от­ зывчивой, готовой опекать и благодетельствовать. После смерти мужа, сенатора и тайного советника, она открыла на Литейном проспекте книжный склад, стала давать уроки в Смоленских воскресно-вечерних классах. Струве она оставила у себя, а затем и усыновила. Так что долго сиротствовать ему не пришлось. Из губернаторского дома он попал в генеральский. Как раз то, чем любуется Александра Михайловна, в чем видит исключительность своего приемного сына, раздражает Петра. Талант Струве, действительно, яркий, щедро отпущенный ему, имеет теоретическую направленность. С его помощью он легко собирает мед красноречия с любых цветов. Поскольку в центре внимания обществен­ ной мысли в России оказались народничество и марксизм, Струве решил сделать ставку на марксизм. Это его конек, но не убеждение. Надеясь в двадцать три, двадцать четыре года прослыть Сократом, он и написал свои «Критические заметки»... Струве говорит, упиваясь сочетанием слов, их таинственными переливами, стремясь вызвать в слушателях чувство преклонения перед своей прозорливостью. Узнав от товарищей об этих витийствах Струве, Владимир Ильич едко заметил: . — Мысли не новые. По сути дела, Петр Бернгардович повторяет Канта. Однако же Ульянов нередко бывает у Струве. Его тянет к нему желание поспо­ рить, отточить свои знания и доводы. Струве — противник серьезный и много знающий, у него в запасе всегда какой-нибудь новый аргумент, иностранный материал, не из­ вестный Владимиру Ильичу. Обычно в спор-салон Калмыковой и Струве Ульянова сопровождают Старков или Степан Радченко. Но в разговорах они не участвуют. Им выпадает роль секундантов. Со стороны Струве секундантами чаще всего бывают инженер Роберт Эдуардович Классон — тот самый, у которого на масленице прошлого года познакомились Ульянов и Крупская, а также университетский товарищ казненного Александра Ульянова Ми­ хаил Иванович Туган-Барановский. Ну и, конечно, верный оруженосец Струве еще с гимназической скамьи — Потресов. В какие только бездны исторических и экономических проблем не погружаются спорщики, каких только ссылок и выводов не делают! Со стороны кажется, что бой идет на равных. Ан нет, Струве хитрит, от прямого разговора о противоречиях клас­ сов уходит к текучим рассуждениям о пути и судьбах отечества в о о б щ е , ударяясь в объективизм, в профессорские дебри чисто научных построений. Ульянов терпеливо возвращает его из спасительных закоулков на боевое пространство. Струве — игрок. Он играет в марксизм. Убедить его в чем-то полностью — за­ нятие немыслимое. От дружбы с таким союзником мало толку. Он ненадежен... Петр начал путано объяснять Ульянову, что он вовсе не против совместной кни- 62 /