Сибирские огни, 1987, № 7

Надо же, годовщина исполнилась... Петр не раз замечал, как жадно Надежда Константиновна слушала Ульянова, как она терялась в его присутствии, торопилась уйти. Примечал Петр и удивление на лице Ульянова, не понимавшего, что гонит и смущает девушку. Так было до зимы. Потом все изменилось. Владимир Ильич сделался частым гостем на Старо-Невском проспекте, где с матерью, милейшей Елизаветой Васильев­ ной, жила Крупская... — А не пора ли нам переменить обстановку? — вдруг поднялась она из-за сто­ ла. — Мы же приехали кататься! За нею начали подниматься другие. Горы были политы на совесть. Состоятельные горожане заняли платные спуски с оградительными стенками. Собственно, катались не они сами, а их чада с воспита­ телями. На спусках с открытым входом тоже скопилось много детворы. Плохо одетые, замурзанные ребятишки смело бросались вдогонку за санями на гремучих дощечках. Первыми умчались вниз Зинаида Невзорова и Глеб Кржижановский. За ними — Ульянов и Крупская. Петр подошел было к Соне Невзоровой, но она тут же шлеп­ нулась на салазки к Старкову. Заметив это, Баранская беззаботно продекламировала: — Каштак подо мною, а я и Гуцул стоим, как стояли над Томском! Покажем сибирскую езду, Петро Кузьмич! — Покажем, Любовь Николаевна! Сибиряки зовут каштаком горный ручей, ключ в горах. А в Томске такое назва­ ние получил один из трех холмов, на которых расположен город. На нем находится кладбище, в старину названное Шведским; здесь хоронили плененных под Полтавой шведов, затем других ссыльных иноземцев. Каштак — одно из мест загородных гуля­ ний томичей. Лучшего места для саночных гонок не придумаешь. Усадив перед собой Баранскую, Петр мощно оттолкнулся, натянул повод. Ударил в лицо морозный ветер, остановил дыхание. Скорость нарастала. Не раз­ думывая, он вывернул салазки на длинную дорожку, оставив позади товарищей, выбравших короткую. Любовь Николаевна приветственно помахала им рукой, подхва­ тила спадавшую соболью шапочку, хотела выкрикнуть что-то озорное, но захлебну­ лась, присмирела. Наконец санки сами остановились. Схватив постромки, Петр побежал назад, таща за собою санки с Баранской. Он радовался, что усталость его не берет, что вспыхнув­ шая было обида на Соню погасла, что день разыгрался, наполнившись солнечным светом. — А давайте испытаем, кто уедет дальше? — загорелся Старков. И начались соревнования — с барахтаньем в сугробах, перестрелкой снежками с саней и просто так. На удивленье всем Ульянов оказался расторопным, быстрым, неутомимым. В бо­ родке и усах у него запутались снежные комочки, обычно смуглое, с песочным оттен­ ком лицо заполыхало. — А ну, — предлагал он, — налетай! Круглая меховая шапка едва держалась на нем, шарф выбился на плечо, пальто расстегнулось. В трактир вернулись веселые, возбужденные. Ноги тяжелые, лица полыхают. Но вот из-за дверей послышался вальс. Сильвин протянул руку Якубовой и е достоинством умелого кавалера повел ее в зал. Поднялись и остальные — кто танце­ вать, кто поглядеть, как будут танцевать товарищи. В комнате остались Петр и Баранская. — Устала с непривычки, — призналась Любовь Николаевна. — А ты чего пригорю­ нился, Петро? — Жду, когда мы танцевать пойдем или Соня освободится. — Соня? — осторожно переспросила Любовь Николаевна. — А ты разве не зна­ ешь... О Сергее Павловиче Шестернине? Петр посмотрел на нее непонимающе. О Шестернине он, конечно, слышал не раз от товарищей. Это городской судья из Иваново-Вознесенска. Через него Владимир Ильич держит связь с социал-демократами Владимирской губернии, снабжает марк­ систской литературой рабочие кружки в Шуе, Орехово-Зуеве и других фабричных районах. К тому же Шестернин — ученик и сподвижник одного из первых российских марксистов Николая Евграфовича Федосеева. Вероятно, поэтому Ульянов через свою старшую сестру дал ему выход на московских марксистов. Тесно связан Шестернин и с нижегородцами... «С нижегородцами... — мысленно повторил Петр, только теперь по-настоящему осознавая слова Баранской. — Но ведь Соня... Она тоже из Нижнего...» А вслух спросил: — Так что —■Шестернин? — А то, что он есть. И есть Соня... _ Значит, Шестернин, — тихо выговорил Петр. — Я догадывался, но так, бесфамильно... Зачем же сторониться? Одно дело делаем. Неужели я не могу понять? — Можешь, — не дала ему договорить Любовь Николаевна. — А еще можешь пригласить меня на вальс. — В танцах я косолап, — попробовал отказаться Петр. Петр и правда двигался скованно, рывками, замедляя свободное кружение Ба­ ранской, но она то и дело похваливала его: 55