Сибирские огни, 1987, № 7

зыке. Многозначительность каждого слова, интонации, улыбки, выра­ жения лица, о чем потом можно было думать и думать бесконечно, а насмелившись, спрашивать друг друга, объяснять, но тоже не до конца, не до последней тайны, которую все равно никому не дано разгадать. Полетели, подвывая, февральские метели, и Андрей с Линой стали отыскивать затишки меж старых деревянных домов, за толстыми ство­ лами тополей, у палисадников, и он все чаще брал ее руки в свои и ды­ шал на них, согревая и прижимая их к себе, угадывая по глазам, дви­ жению губ, что ^Іине приятно и желанно его тепло. Ходили в кино, все еще в привычный, свой «Пионер», прикасались плечами, одновременно поворачивались друг к другу, забывая про экран. Но иногда на них нападала ребячливая веселость, и тогда они, слов­ но бы напрочь забыв о многозначительности каждого своего слова, жеста, прикосновения, могли толкаться, норовя свалить один другого в снег, подставить ножку, бросаться снежками. Они переставали быть на­ чинающими влюбленными, возвращались в свое мальчишечье и девчо­ ночье естество. В один из таких разрушительных часов стали говорить друг другу «ты» и неожиданно обнаружили, что два разных состояния: одно, когда они были влюбленными, другое, когда они были просто мальчишкой и девчонкой, ранее так легко отделявшиеся друг от друга, вдруг стали неотделимы, слились воедино, и уж теперь им никуда не деться, не спря­ таться,—они те самые, какими почувствовали себя в первый же вечер, когда вышли из школы и пошли не домой, а в противоположную сторо­ ну, подгоняемые в спину начинающейся метелью. Потом он много раз думал, что это было самое чистое время их от­ ношений. Как первый снег, как снег последних, предвесенних метёлей, забеливавших успевшие подтаять и почернеть сугробы и дороги. Он тогда понятия не имел о ревности и в соответствии со школьной прог­ раммой по литературе презирал и насмехался над ревнивцами. В пионерском лагере было совсем другое. К этому времени внутри него-словно бы что-то выросло, наподобие растения. Будто с того мгно­ вения на школьном вечере, когда он узнал Лину и признался себе, что она ему нравится, в грудь его, возле сердца, упало семя и проросло. И теперь это неизвестное растение живет в нем и как всякое живое тянется к свету. А нужный ему свет только у Лины. Ощущение существую­ щей внутри него жизни будто давало ему право на Лину, на ее особен­ ное внимание, на то, чтобы она его любила. Он почти все время был в неясной тревоге. Она исчезала тотчас, как рядом оказывалась Лина. Впрочем, тревогу он стал испытывать раньше. Весной, когда стало известно, что из двух школ — мужской и жен­ ской, будут набираться вожатые для пионерского лагеря автотранспорт­ ных рабочих, дети которых как раз в основном и учились в их школах, они с Линой стали мечтать о том, чтобы попасть вместе в этот лагерь. Раньше определили девочек-вожатых, в том числе и Лину, а мальчишек все не называли. Андрей был вожатым в пятом классе и старался проя­ вить себя всеми средствами. Чуть не каждый день проводил то сбор, то экскурсию, то затевал новую стенгазету, то тимуровский рейд. Но толь­ ко в мае им троим: Игорю, Толику и ему сказали определенно, что бе­ рут вожатыми в пионерлагерь. После этого они с Линой только и говорили о предстоящем лете, легко уносясь в почти несбыточные мечтания о том, как они там будут все время вместе, рядом, какая чудесная жизнь их там ждет. Мечтания их, конечно, полностью не осуществились, но они украсили эту весну и в пасмурные невеселые дни, которые выпадали в лагере, напоминали о себе заманчивым теплым светом. Он же в пионерском лагере, как тот мюнхгаузеновский олень с вы­ росшим на лбу из вишневой косточки деревцем в белых цветах, все носился и нежничал со своим внутренним растением, то ли цветком, то ли проклюнувшимся топольком. Хорошо, что хоть оно не было видно никому. Он и Лине-то не смог бы об этом рассказать. 37