Сибирские огни, 1987, № 7

жил, я ему говорил: «Молчи! Сопи в две дырочки. Сел за рычаги, подергал и выпол­ нил там или не выполнил — как получится. Потом спокойно поехал домой и —* свобо­ ден». Инициатива? Вот она где!— Алек, сандр Степанович звучно хлопнул по за­ гривку и вернулся опять к Омельченко.— Получается, для производства не зря ста­ рался, а для себя — в убыток». Судьба Омельченко, товарища Дикого по работе, показательна. Он на производстве — своего рода Ходжа Насреддин в Буха­ ре: и против беспорядков выступает, и новшества предлагает, и критику наводит, и тем самым впал в немилость к начальст­ ву. Стало оно от него отбиваться, как от назойливой мухь. И вынужден был Омель­ ченко уйти из бригадиров, поскольку по­ нял, что ничего добиться не может, иници­ атива не находит поддержки, его голос оказывается гласом вопиющего в пустыне. Анализируя подобного рода факты, при­ ходишь к выводу, что авторы верно улав­ ливают причину и той и другой стороны явления: и нежелание прислушиваться к справедливой критике недостатков (а то и явные попытки расправиться с неугодными «критиканами») со стороны начальства, и — со стороны рабочих — тоже своего рода нежелание ((а то и неумение) активно участвовать в демократизации управления, использовать свое право по закону о трудо­ вом коллективе. (Не в этом ли причина того, что сам закон пока слабо влияет на акти­ визацию человеческого фактора?) Суть происходящего очеркистами видится в том, что господствовавший десятилетиями административный стиль руководства осо­ бенно не нуждался ни в развитии инициа­ тивы, ни в критике недостатков. В первом случае — он видел явную опасность: а как бы чего не вышло? Эта инициатива знаете куда завести может — потом от указаний администратора останутся рожки да нож­ ки... Во втором — он улавливал покушение на свой собственный авторитет, этакий подрыв устоев непогрешимости решений вышестоя­ щих, если хотите, и даже неверие в силу означенного метода. Вот почему ретивый поборник административного стиля управ­ ления так нетерпимо относится к критике, ибо в ней он видит не содействие трудам своим, а серьезную помеху, проявление не­ послушания и анархии. Плохое может ви­ деть только сам администратор (отсюда и выражение: «нам виднее»), и сам же, без всякой критики, может устранять оное си­ лой своей власти. Так повелось, так и идет по инерции там, где административный ме­ тод жив, не уступил еще дорогу экономиче­ скому стилю управления. Так, по сути своей, зажималась демокра­ тия, а в речах и псевдонаучных трактатах во всеуслышание говорилось о ее развитии. И чтобы подкрепить эти декларации, соз­ давалась видимость демократии. Админи­ стратор-чиновник понимал и понимает, что он живет и действует в условиях со­ циализма, непременно предполагающего развитие демократии. Развитие так разви­ тие, рассуждает он, за чем дело стало? Надо показать, что демократия развивает­ ся,— пожалуйста. Проводятся собрания, заседания, слеты, конференции с большим числом приглашаемых людей (которые, 172 как правило, отвлекаются от работы), ак. туальной повесткой дня, длинными и пустыми докладами, внушительным прези­ диумом и специально для этой цели изго1. товленными, помпезными кафедрами. Чте­ ние докладов идет утомительно долго, сцену и зал отделяет не только пространст­ венный барьер, но и психологический: лю­ ди в зале не понимают, почему так долго говорится о давно известном, для чего их, собственно, пригласили. Ведь все, о чем говорится, что будет принято в качестве резолюции или постановления, заранее пре­ допределено, составлено, отпечатано. Ока­ зывается, для того, чтобы в конце прого­ лосовать, и птичка будет проставлена — мероприятие выполнено. И если зал был по­ лон и все проголосовали единогласно — сцена довольна, администратор потирает руки: его идеи прошли, они поддержаны всеми, вот так, стало быть, и надо действо­ вать: чтобы и волки были сыты, и овцы це­ лы, и форма демократии соблюдена, и ад­ министративные решения приняты. Так вместо истинной демократии разви­ валась формальная, что-то вроде массовых театрализованных представлений (есть в театральной режиссуре такой термин), и вот уже, на моей памяти это было, пригла­ шают режиссера Алтайского института культуры для того, чтобы он подсказал, как лучше и интереснее (читай: помпезнее и внушительнее) провести очередной пленум краевого комитета комсомола. И вот уж настоящая жизнь превращается в заранее срежиссированный спектакль, где люди, ко­ торым необходимо действовать, критико­ вать, обсуждать положение дел, бороться с бюрократизмом и равнодушием, сами ста­ новятся просто зрителями массового теат­ рализованного действа, цель которого пока­ зать величие свершаемых дел, масштаб­ ность стоящих задач, монолитную сплочен­ ность рядов, единство взглядов и мнений. Так образовался перевертыш: вместо на­ стоящей жизни — спектакль, вместо под­ линного обсуждения дел — проформа, с помощью которой прикрывалась истинная правда, настоящая сущность происходяще­ го. И так падал интерес и к самой органи­ зации, и проводимой ею работе — людей уже надо было любой ценой «затягивать» на такого рода мероприятия, и в ход шли всевозможные ухищрения, вплоть до прода­ жи дефицитных вещей в фойе клуба, где они проводились. Так терялась вера в серь­ езность принимаемых постановлений и ре­ золюций, в их осуществимость, и так уга­ сало главное — стремление к личному уча­ стию в общественной работе, к развитию общественного самоуправления, которое не­ мыслимо без подлинной широкой демокра­ тии. А ведь последнее обстоятельство прямо соотносится с реализацией человеческого фактора, ибо без подлинной, а не показной, демократии он ни развиваться, ни плодо­ творно реализоваться не может. Такова за­ кономерность общественного бытия. Большое внимание в связи с этими и другими вопросами, так или иначе связан­ ными с развитием инициативы людей, их стремлением мыслить и трудиться по-ново­ му, авторы многих публикаций уделяют внимание руководящему корпусу, так как именно его представители чаще всего вы-