Сибирские огни, 1987, № 7

театр располагал очень сильным составом: Л. Мясникова (Любаша), М. Киселев (Грязной), А. Кривченя (Собакин), В. Со рочинский (Бомелий). Горячие, темпера ментные Любаша и Грязной хорошо отте няли нежность чистого, теплого голоса Н. Первозванской (Марфа), , Колоритен был Малюта Скуратов (артисты А. Геле- ва и В. Соколовский). Возможности труппы 70-х годов были ниже, однако Зак совмест но с режиссером В. Багратуни создал ин тересную , постановку. Из исполнителей первых спектаклей особо можно выделить Л. Ковалевскую (Любаша), Н. Дмитри енко (Грязной), М. Дейнеко (Собакин). Особую значимость обрел Малюта Скура тов (арт. М. Пахомов), выступая в роли носителя беспощадного зла. Самовластным хозяином распоряжается он на пиру у Грязного, всматриваясь в лица окружаю щих, отыскивая измену, громко и зычно славословит царю и вдруг, остановив взор на Лыкове, с наглостью безродного выс кочки тычет жезлом в какого-то потомст венного князя: «Ты... (пауза), молодец, на немцев насмотрелся!» Так же нагло с чув ством человека, решившего исход выбора невесты, хорошо помнившего незавидную участь родни первых царских жен, ведет себя Малюта и в доме Собакиных. «Наш великий государь... велел сказать тебе,!» И столько презрения, превосходства в этом «тебе»! С князем не церемонился, а уж с купцом и подавно! В финале- оперы после слов Марфы: «Приди же завтра, Ваня!» все с тем же видом вершителя судеб сни мает Малюта шапку и крестится, словно решая: «Царской невесте — аминь!» Но не ему дано сказать последнее слово. Мощные заключительные аккорды оркестра как бы сметают всех и вся! Пройдет немного вре мени, и, оказавшись в Ливонии, под стенами крепости погибнет Малюта. Казнят Боме- лия. Жестокому разгрому подвергнется се мейство Собакиных. Лучом света в царстве Малюты стано вится Марфа. Вокальный контраст: грубый голос всевластного Малюты и теплый, неж ный Марфы (арт. Г. Яковлева) усиливает идейное звучание оперы. Более 10 лет «Царская невеста» — в репертуаре театра, и последние спектакли воспринимаются с не меньшим интересом, чем премьерные. Вообще, заметим, долго вечность — характерная черта заковских постановок, 17 лет объяснялись в любви в «Аиде», волнуя сердца слушателей, 3. Диденко и В. Егудин. Более 15 лет с неослабевающим успехом идет «Пиковая дама». Надолго ' запомнился слушателям спектакль «Тоска», VI «Свежесть музыки «Евгения Онегина» ощущается, как свежесть ежегодной весны: бывает, что долгий отрезок времени не слышишь ее и кажется, будто все, каждая деталь в ней насквозь знакома и испытана. Вдруг попадается в руки партитура, и вновь повеет от музыки весенней Све жестью и опять новизной, как от ланды шей в лесу, от первого зазеленевшего кус та рацветшей сирени». Эти слова Б. В. Асафьева с полным правом можно отнести и к пушкинскому роману. Чайковский чисто и трепетно передал в музыке тончайшие оттенки отношений пуш кинских героев. Вслушайтесь в короткое вступление к арии «Вы мне писали», и вы поймете, какая волна нежности всколыхну лась в Онегине, всколыхнулась неожидан но для него самого. Многое в характере Онегина открылось мне благодаря замечательному певцу Ан дрею Иванову, Он имел редкий дар ис кренне и взволнованно рассказывать о сво их героях. В «Евгении Онегине» артист глубоко и ярко раскрывал перед слуша телями сложный мир человека думающего, внешне сдержанного, страдающего от ду шевного одиночества. Позже мне посчаст ливилось услышать другого прекрасного ис полнителя этой партии — Сергея Лейфер- куса. Знаменитая ария «Вы мне писали» наполнялась у него такой печалью, что становится понятно: час, когда Татьяна и только Татьяна будет нужна Онегину, не избежен. Потом мне захотелось сравнить, как зву чит онегинский ответ у разных певцов, я включил проигрыватель и увидел, как мно гогранен Онегин, как непохож он даже в одной арии у различных исполнителей. За вораживающе красивый у П. Лисициана, искренний и благородный у Ю. Мазурока, экспрессивный у Г. Бакланова (фраза «мечтам и годам нет возврата» взлетала взрывом страстей). Необычно было слы шать итальянские слова вместо русских, М. Баттистини подкупал теплой нежностью, с которой он точно ребенка уговаривал Татьяну. Андрей Иванов превращал ответ в беспощадную к самому себе исповедь. Сколько глубокой горечи слышалось в сло вах «Их недостоин вовсе я!» И неожидан ным контрастом лилась идущая от всего сердца теплота: «Я вас люблю любовью брата и, может быть, еще нежней»... Потом звучала задумчивая элегия П. Норцова... Откровением, во многом изменившим мои прежние представления о Татьяне, явилось исполнение этой партии московской певи цей Л. Казарновской. К величайшему сво ему стыду я убедился, что мало знаю главную героиню оперы. Оказалось, что Татьяна — натура не только чистая и воз вышенная, но и активная, страстная, раз мышляющая. Раскрылось передо мной мно гообразие чувств, выраженных в «Письме Татьяны»: смятение девушки, впервые столкнувшейся с любовью и не знающей, что с ней делать, с той любовью, о кото рой так красиво пишется в книгах. И слы шится: то ласковая нежность, то взрыв страсти, то глубокое раздумье, то надежда, то отчаяние... Но если быть хронологически последо вательным, то первый и очень сильный толчок в пробуждении особой любви к «Евгению Онегину» сделала постановка 70-х годов,- осуществленная Заком совместно с режиссером М. Н. Сулимовой. Искрен ностью молодости подкупали Татьяна (арт. Т. Кессарийская) и Ленский (арт. А. Гераси мов). Но главным событием стал Онегин В, Урбановича. Перед зрителем предстал 165