Сибирские огни, 1987, № 6

нию приговоренных, спокойно разговаривают на разные интересующие их темы. А у нас? Ни один «задушевный разговор» не обходится без то­ го, чтобы не сидел в уголке переодетый агент тайной канцелярии. И ус­ троили демонстрацию. Обложили тюрьму, размахивают лозунги: «Каж­ дому отдельную камеру!» А некоторые, крайне настроенные элементы, даже и такие лозунги выбросили: «И каждому — персональный ход сообщения!» Начальника тюрьмы вытребовали. Тот появился на крепостной стене, чуть не плачет. — Господа хорошие! — кричит.— Не могу, поверьте!.. Тюрьма и так переполнена под завязку. А во-вторых, как же я вас без суда и следст­ вия? Права такого не имею. И тогда государь принял меры. Вызвал он начальника тюрьмы в пос­ ледний раз и строго-настрого распорядился: ход засыпать! В двадцать четыре часа. Да не землей засыпать, а забить камнями. Окошко, в ко­ торое неизвестных полторы звезды видно, законопатить. Зубочистки из личного пользования изъять. Все! Что начальник тюрьмы, намыкавшийся с этой историей, и выполнил с понятным рвением. А узника, который про свободу выбора толковал, на время засыпки в карцер упрятали. Лично сопроводил. И лично же, пока вел, по шее ему накостылял. — Будешь,—- сказал,—- другой раз знать, куда подкоп вести. Аррхи- мед!.. Понасажали вас на мою шею — умников! Да, самое главное. Этим-то, из «Задушевных разговоров», пошли навстречу. Удовлетворили их требования — полностью. Даже копать разрешили. Только не персональные хода сообщения, а один коллек­ тивный. И не ход сообщения, а ров — вокруг тюрьмы. ПУНКТИК Лет двадцать назад — я работал тогда литсотрудником в вечерней газете — ходил ко мне один юноша, почти мальчик. Носил заметки. Странные это были заметки. Довольно грамотные (у мальчика за пле­ чами имелось незаконченное среднее образование), но какие-то настоль­ ко бестрепетные, ровные, настолько добросовестно-пустопорожние, что я не могу сейчас припомнить содержания хотя бы одной из них. И сам мальчик был странный. В то время я уже знал, что авторы делятся на две категории: на тех — кто нужен газете, и тех — кому нужна газета. К первым относились люди, находящиеся при деле: хозяйственники, администраторы, специалисты, передовики. Из них нужно было «выко­ лачивать» статьи, заметки, отклики, интервью; от них требовалось толь­ ко дело и потому корявость стиля им прощалась. Доводить их материа­ лы «до кондиции», то есть от начала до конца переписывать своими сло­ вами,— было обязанностью штатных сотрудников. Вторую категорию составляли дотошные пенсионеры-правдоиска­ тели и честолюбивые юноши с пылающим взором. Стыдно признаться, но мы, из низменных, прагматических соображений, предпочитали пенсионеров. Пенсионеры не мечтали о лаврах Михаила Кольцова и Семена Нариньяни, не обижались на безымянность своих заметок, бра­ лись проверять самые запутанные жалобы читателей и участвовали в рейдах. Честолюбивые юноши мечтали о лаврах. Они хотели подписываться полными именами, публиковаться под броскими рубриками «Реплика фельетониста» или «Мир современника» и страшно огорчались, когда у них выбрасывали возвышенные фразы, вроде: «...паренек влез на де­ рево, да так навсегда и оставил там свое сердце»... 87