Сибирские огни, 1987, № 6

будто бы начал вредить. Ну, приехал он, значит. Купил себе здесь до­ мишко. Скотиной кой-какой обзавелся. Живет. Человеком Мозгалюк оказался общительным, свойским. За короткое время он со многими в поселке перезнакомился, а с некоторыми успел даже и покумиться. Одно в нем было неприятно, чисто внешне: он почему-то кривился, морду косоротил. То ничего-ничего, а то скажет слово и скосоротится, подбородок небритый в сторону потянет. Ну, это­ му в поселке значения не придавали. Тут на всяких чудаков насмотре­ лись, привыкли. Тот же старик Шестернин, к примеру, постоянно под­ мигивал. И головой дергал. Мигнет, головой дернет — вроде как пригла­ шает тебя: «Выйдем — поговорим!» А Мозгалюк, значит, кривился. Ну и ладно. Его собачье дело. Нико­ го это, повторяем, не трогало. До поры. А потом стали замечать, что у него вроде бы еще и глаз дурной. Тоже не сразу установили. Нынче ведь в подобные глупости редко кто верит, даже в таких не шибко ци­ вилизованных местах, как Тридцать восьмой километр. Но факты, давно сказано, упрямая вещь. А факты мало-помалу копились. Такие, напри­ мер. Зайдет он какому-нибудь во двор, посмотрит из-под бровей, как бирюк, перекосоротится и скажет: — У тебя, молодуха, вон тот петушок куриц топтать не будет. Глядит хозяйка — и точно: до этого вроде намечался петушок, а тут ходит как вареный, жидким марается, перья у него начинают из хвоста выпадать, гребешок усыхает. Через некоторое время не петух уже, а мокрая курица. Хоть самого топчи. Сперва думали, что у него исключительно на петухов глаз тяже­ лый — как глянет на которого, так тот и готов. Ну, а когда он таким же способом нескольких свиней изурочил, да еще на Москаленкова Ивана, местного фельдшера, рожу напустил, тогда поняли, что за фрукт к ним приехал. Особенно поразил всех случай с Иваном. До этого еще мне­ ния разделялись. Одни говорили «дурной глаз», а другие не соглаша­ лись: просто, мол, совпадения. А тут завезли в магазин «Агдам». Ну, конечно, народ сбежался. А Иван без очереди полез. Ему по-хорошему говорят: «Встань в хвост, чем ты лучше других!» А он, как единствен­ ный в поселке медицинский работник, закуражился: «Ничего, перебье­ тесь. Пропустите одно лицо. Успеете алкоголиками стать». Вот тогда стоявший тут же Мозгалюк и врезал ему: — Да разве у тебя лицо? У тебя — рожа! И привет: через два часа у Ивана — рожистое воспаление рожи. То есть лица. Мозгалюка стали опасаться. А как опасешься? Ему как пенсионеру делать особенно-то нечего, шарашится каждый день по дворам — и не выгонишь. Во-первых, не­ удобно, а во-вторых, боязно. И вот однажды заходит он так к одному из своих кумовей, к Федьке Толкунову. Федьки дома не оказалось. Он завхозом работал в дурдоме и как раз уехал на лошади в районный центр за шифером. А дома была Нюрка. Крышу на стайке ремонтировала. Толкуновы только-только купили корову, и пока она у них прямо в ограде стояла, под открытым небом. Мозгалюк обошел корову кругом, за вымя пощупал и говорит: — Слышь, Нюра! Эта корова теленка тебе не принесет. — Типун тебе на язык! — отвечает с крыши Нюрка. — Ну, гляди,— скривился Мозгалюк.—А я предупреждаю. — Еще и косоротится!— обиделась Нюрка,—Че косоротишься-то? — Изжога у меня,— неохотно пояснил Мозгалюк.— Печет. Спасу нет. — Совсем бы она тебя запекла, черта языкастого! —Нюрка, мало сказать, расстроилась, она прямо в отчаянье впала. Толкуновы и брали- то корову не столько ради молока, сколько ради будущего теленка. Они прикидывали, что если забьют на мясо двух боровков, которые у них откармливались, да вырастят бычка от этой коровки, то и расходы на нее покроют, и еще им минимум на полжигуленка останется.