Сибирские огни, 1987, № 6
Иван Матвеевич осторожно кашлянул: — А как же это... грузовая-то магистраль как же? — Ну что ж, что магистраль. У него супруга мигренью не страдает. Она у него, вообще, отличается завидным здоровьем. С ней, на почве повышенного здоровья, даже был курьезный случай: она асфальтовый каток в кювет спихнула. Если это, конечно, не шутка. — Дак ведь и Пашкина однако спихнет,— пробормотал Иван Матвеевич.— Такая черта спихнет с рогами... — Ну во всяком случае, они квартирой остались довольны. А в их освободившуюся секцию на Гусинобродке переехала курьер с матерью- пенсионеркой. А в комнату курьера —у них с матерью комната была в общежитии квартирного типа — поселили молодого специалиста, жена того. Вот... Подобьем теперь итог. Пора уже — на молодом специалисте цепочка оборвалась, у него вовсе ничего не было: Итак, что же полу чилось? А получилось, что в результате вынужденных переездов наше го уважаемого Пашки — помните, как мы его поганой метлой хотели? — три семьи получили квартиры. Досрочно. Кроме того, еще две, считая его собственную, улучшили свои жилищные условия. И вот это вот, в обстановке все еще существующей нехватки жилья, и есть, наверное, полная и окончательная правда. Которую, надо полагать, нас и призы вают разглядывать. Чтобы мы сослепу дров не наломали. Иван Матвеевич задумчиво покивал головой: — Ишь ты... какая арифметика. Куковала бы, выходит, курьерша- то... кабы не Пашка? И специалист тот же... — Выходит, так. — Ну, спасибо, Яковлевич,—Иван Матвеевич поднялся.— Верно говорится: одна голова хорошо, а когда не одной вот...— Он постучал пальцем в лоб.—До того другой раз дырявым своим котелком доду маешься... Иван Матвеевич ушел —как будто успокоенный. Однако на следую щее утро—я побриться еще не успел —опять позвонил под дверью. — Яковлевич,— сказал жалостно,— не пошутил ты надо мной вчера? Сознайся. Сижу — извелся весь. И так кину, и так приброшу — вроде правильно, твоя вроде правда... насчет правды-то, окончательной. А вот сосет тут и сосет, и хоть ты убейся... Этот-то как же? —Он показал го ловой вверх.— Наш-то? Ведь жук он, получается, а? — и заторопился.— Ей-богу, не из-за потопов я! Пусть бы уж лучше каждый месяц топил, дьявол... Но ведь жук! Скажи честно — сам-то как считаешь? Я вздохнул: — Жук, Иван Матвеевич. — Вот!— обрадовался он,—И я говорю: жучина — первый сорт! Ффу-у! прям отлегло... А что ж ты мне здесь плел-то? Час битый уговаривал. Пришлось мне сознаться: — Да не вас я уговаривал — себя. А я и сам понял это лишь под утро: себя, себя уговаривал. Утешал. Очень уж хотелось утешиться. Потому что как раз накануне нашего с Иваном Матвеевичем разговора выстраивали мы с коллегами такую же «цепочку». И открывал ее наш собственный «Пашка», а замыкал наш собственный «курьер». «Пашке», затравившему всех своими капри зами, отдали мы четырехкомнатную квартиру, дабы смог он наконец отделить сына, сынулечку... кандидата наук, мужика тридцати двух лет. «Курьеру» же вовсе ничего не досталось. Оборвалась перед ним це почка. Пока. В который уж раз —пока... И сидели мы, умники, опустив глаза долу, глубокомысленно «копали» и «взвешивали», и старались изо всех сил поверить, что окончательная правда в этой вот убогой дележке, а не в том, что «Пашка» наш — беспардонный рвач и само званный гений. А что касается переоценки сверху, то здесь Иван Матвеевич на прасно опасается: ее и точно пока не было. 76
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2