Сибирские огни, 1987, № 6

— Еадим Петрович, почему вас никто не навещает? — Некому, Лариса Ивановна. Она вскинула на меня свои большие темные блестящие глаза: •— У вас что же: ни родных, ни близких, ни знакомых? — Никого. — Что же — и девушки знакомой у вас нет? — продолжала допы­ тываться Лариса. — И девушки нет. — Странно,— сказала она. — Я недавно в этом городе,— пояснил я. — Ну ладно,— сказала она,— можете идти отдыхать. Я пошел в палату, так и не поняв, для чего она меня вызывала- Уже давно я размышлял: для чего работают замужние женщины здесь, на Севере?.. Работают жены нефтяников, буровиков, геологов, летчиков, лесорубов, водителей тяжелых автомобилей, строителей... Притом не занимают высоких должностей, не являются ведущими спе­ циалистами: медсестры, торговые инспектора, воспитательницы в дет­ ских садах, лаборантки, чертежницы, мелкие администраторы... Зар­ плата их ни в какое сравнение с мужниной не идет и не много добавля­ ет в семейный бюджет. Могли бы быть домохозяйками, воспитывать детей, получше заботиться о муже. Но современная женщина не хо­ чет сидеть дома- Работа для нее — своеобразная петровская ассамб­ лея. Куда она еще наденет свои многочисленные нарядьі, перед кем покрасуется? Театров здесь нет, на танцы взрослая, тем более замуж­ няя женщина не пойдет. Остается одно — служба, хоть какая, лишь бы на людях. А домашней работой можно заниматься два-три часа в сутки, можно и пятнадцать,— результат один и тот же: всех домашних дел все равно не переделаешь. В первые дни знакомства я ничего не знал о Ларисе, но и тогда было ясно: машину она купила и так хорошо одевается — не на свою сестринскую зарплату. У Межирова одно стихотворение начинается такой строчкой: «Ах, шоферша, пути перепутаны!» Если бы я был поэтом, то моя первая строчка была бы: «Ах, Лариса, сестра милосердия!» Размер тот же самый, и строчка ничем не хуже. Жаль, я не могу сочинить дальше. На следующий день она вновь задержалась и вызвала меня в ор­ динаторскую. Сказала: «Посидите» — и вышла, оставив дверь откры­ той. Я видел, что она зашла на кухню. Через минуту Лариса верну­ лась. В одной руке у нее была кастрюлька, в другой — тарелка, лож­ ка и кусок хлеба. — Вот, разогрела,— сказала Лариса, выливая то, что было в каст­ рюльке, в тарелку.— Ешьте! Это была стерляжья уха. От нее шел такой запах, что я сглот­ нул слюну. Надо сказать, что хотя в здешних водах и обитает ценная рыба: осетр, стерлядь, нельма, муксун,— в магазинах ее, конечно, не бывает. Чтобы ее иногда есть, нужно иметь связь либо с браконьерами, либо с администрацией рыбоконсервного комбината, либо занимать соот­ ветствующий пост. Откуда такую рыбу брала Лариса, я до сих пор не знаю. В больницах едят, как в поездах, то есть без перерыва. В нашей палате, кроме меня, было пять человек, к каждому ходили родствен­ ники и приносили чудовищное количество продуктов: сметану, вареное мясо, жареную рыбу, консервы, свежие овощи и фрукты — и все это съедалось. Пробовали угощать и меня, но я ни у кого ничего не брал, хотя в этом отношении не стеснительный. Просто особая обстановка. Кормили в больнице неплохо, очевидно, по норме, хотя были и такие блюда, которых я не терплю: например, манная каша. Конечно, все это была казенная пища, с домашней не сравнить, но я привык: все- таки был студентом и жил потом холостяком. 16