Сибирские огни, 1987, № 6
и им лететь этим вертолетом. У меня же начисто вылетел из головы Моцарт. Тут не до Моцарта! Командир-грузин напрасно хвастался своими горами. Как видно, местная специфика тоже не фунт изюма. Возможно, вертолетчики не знали точного веса перевозимого груза и положения центра тяжести помп и другого оборудования. Как бы там ни было, а впечатление от такого взлета было не из приятных. Едва возвратившийся вертолет коснулся колесами площадки и сразу грузно осел, распахнулась дверь по правому борту и выскочил командир. Не задерживаясь ни на секунду, он рванул к болотцу и поскакал по кочкам к бугорку. Прыгал он ловко, как обезьяна, ни разу не соскользнул в торф. Наверное, насобачился у себя на Кавказе сигать по горам — что ему кочки!.. На бугорке, должно быть, оста лись порядочные вмятины от колес, и пилот долго их изучал. Потом за прыгал обратно, но уже не так бойко, а как-то удрученно,—и тут-то и шагнул по колено между кочек. Выругался он или нет, слышно не было, двигатели Ми-6 продолжали работать, но, видимо, без внима ния эту пошатнувшуюся кочку не оставил. Так тебе, думаю, и надо, пижон несчастный, летать как следует не научился, а туда же — вырядился, будто ему орден должны вручать. Потом испугался: что как он расстроится из-за штанов и нас повезет еще хуже, чем Гене рала с помпами?.. Выбравшись на площадку, командир кое-как по чистил штанины и указал нам на дверь. Лично я полез без всякого энтузиазма. По правде сказать, я не люблю вертолетов. Я им не до веряю. Когда я сажусь в вертолет, у меня всегда такое чувство, что винт обязательно оторвется и полетит своим путем, а мы — своим. Я понимаю, что без них на Севере нельзя, но мне от этого не легче. А летать на них за время работы в этом городе приходилось часто, гораздо чаще, чем хотелось бы. Вертолет принято сравнивать со стрекозой. Но это неверно. Что общего имеет изящное насекомое, непринужденно порхающее между цветов и других растений, с этим ревущим, пузатым, неуклюжим чудовищем?.. Я потому и про Моцарта вспомнил, и летчика-грузина за его пижонский вид похвалил — успокаивал себя, чтоб не так страшно было лететь. А после взлета, который мы наблюдали... Подумаешь: Кавказ подо мною. Один в вышине... Сегодня приходила Лариса. Сказала, что на пять минут, но «ей все равно сегодня нельзя», так чтобы я не огорчался. Она всегда все называет своими словами. Это объясняется ее профессией. Она медсестра. Медики же, как известно, ежедневно сталкиваются с та кими вещами, о которых в обычной жизни говорить вслух не приня- но. Но медики забывают об этом и говорят, и потому людям других профессий кажутся циниками, хотя это не так. С Ларисой я познакомился в начале июля, когда лежал в тера пии с острой пневмонией. Легкие у меня вообще слабые, но обычно прихватывало ранней весной или поздней осенью, а тут в самый разгар лета. Еще до ее появления я то и дело слышал от санитарок, медсе стер, сестры-хозяйки, даже от врачей: «Вот приедет старшая сест ра...», «Вот вернется Лариса Ивановна...» и т- д., и когда что-нибудь не ладилось в отделении. Первые дни пребывания в больнице передо мной все было как в тумане. Озноб, лихорадка, кашель, боли в боку и в голове. Чув ствовал я себя слабым и разбитым. Температура поднималась до сорока градусов. Каждые четыре часа мне вводили антибиотики — внутримышечно и внутривенно. Не знаю, как я выдержал такое ко личество инъекций. Недаром говорят: чтобы лечиться, нужно иметь 14
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2