Сибирские огни, 1987, № 6
тории и этнографии алтайцев? — спрашива ет Сергей Николаевич в своем письме.— Если были такие издания, пожалуйста, при шлите мне их». Далее поэт сетует, что нам не удалось много поговорить в Москве об истории, о людях и природных богатствах алтайских гор. «Я давно интересуюсь Алта ем, историей алтай-кижи...». Так и было написано— «историей алтай-кижи». Это го ворит о том, что Сергей Николаевич был неплохо осведомлен о происхождении моего древнего народа. Я же не стал ему сооб щать общеизвестное, что тюркоя.зычное пле мя т е л е вышло из хуннской среды, а мы, от него, теле. Но все же, помнится, отпра вил кое-какие книги, касающиеся нашей истории. Как-то мы с ним встретились в Централь ном Доме литераторов и в кафе нижнего этажа сидели за одним столиком. От конья ка он отказался. Пили кофе, ели бутербро ды. Тихо шла наша беседа. Сергей Никола евич курил и, кажется, очень много курил. — А вы, Борис, из какого племени-сеока? — спросил он и, слушая меня, внимательно смотрел своими будто о чем-то грустящими зеленовато-синими глазами. А я ему сооб щил, что я происхожу из телесов — одного из самых больших И главных родов Горного Алтая, которые жили по берегам Телецкого озера. И это знаменитое озеро свое русское название получило по имени нашего племе ни-сеока. В прошлом телесы и теленгиты были большим народом, не говоря о таких родах-сеоках, какими являются кыпчаки и тодоши. — А кипчаков у вас много? Я заметил, что он произносит «к и п ч а- к и», а пишет, как говорится у нас,— «к ы п- ч а к и». — Точно не могу сказать, сколько их ты сяч ныне. Но довольно много. Мать моя из рода кыпчак... — Да?! Вы, оказывается, из княжеских родов? — пошутил Сергей Николаевич и, глухо смеясь, закашлялся.— Пожалуйста, простите, что прервал вас. Продолжая нашу беседу, смотрю в его доброе, мудрое лицо, покрытое множеством морщинок, на его большой сократовский лоб. Вижу, что зеленовато-синие глаза ожи вились: слушает внимательно, с интересом. Я ему стараюсь доказать, что алтайцев раньше было очень много. Об этом свиде тельствуют пословицы, касающиеся только лишь телесов да теленгитов, не говоря о других племенах. Например, «крупнее верблюда животного нет, крупнее телесов рода нет». Или — «теленгитов больше, чем пестрых берез». А берез-то ведь на Алтае невероятно много, их не счесть!.. В тот раз, а может, в другой нашей бесе де с Сергеем Николаевичем о кыпчаках (я точно теперь не помню) вдруг он поинтере совался, знаком ли я с казахским русско язычным поэтом Олжасом Сулейменовым Он так и сказал — к а з а х с к и м р у с с к о я з ы ч н ы м поэтом... Конечно, я был знаком с ним. Было даже время, когда в годы совместной учебы в Литинституте мы частенько оказывались за одним тастарха- ном, то есть за дружеским столом. В одной из своих книг, присланных мне, он собст венноручно поставил такую надпись: «Да будут славны те народы, к которым мы принадлежим». 156 Я сказал Маркову, что эпиграфом к одной из глав этой книги взято его четверостишие: В великом «Слове о полку», как буйная трава, вросли в славянскую строку кыпчакские слова. — Это из стихотворения, посвященного ему, Олжасу,— уточняет Сергей Николае вич Марков. На мой взгляд, глубоко интернациональ ное это стихотворение русского поэта за канчивается прекрасно: Еще напишет в добрый час о пламенной строке мой юный друг — кыпчак Олжас — на русском языке! «Я не был только в аду»,— писал Сергей Марков в одном из своих стихотворений в начале шестидесятых годов. И это действи тельно так. В начале своего жизненного пути он познал много горя. Звезды его дет ского счастья гасли одна за другой. В 1919 году от сыпного тифа умирает его отец. Мать остается одна, имея на руках шесте рых детей. Самым старшим среди них был Сережа, которому от роду всего тринадцать лет. Через два года, когда мальчику еще полностью не исполнилось пятнадцати, по гибает от холеры его мать. Чтобы помочь своим братьям и сестрам, юный Сережа Марков, сын бывшего землеустроителя, на чинает работать газетчиком. Первое его стихотворение с громким названием «Рево люция» печаталось на страницах газеты «Красный вестник», а в 1928 году в третьем номере журнала «Сибирские огни» появи лось первое его произведение в прозаиче ском жанре— новелла «Голубая яшерица». До того как познакомиться с Сергеем Николаевичем Марковым, конечно, я читал и знал некоторые его книги, но не более. А после личного знакомства и общения мне стало интересно буквально все, что рас сказывает и пишет этот человек. Не помню, кто свел нас, двух сибиряков, к тому же очень любящих горы голубого Алтая. Помнится очень хорошо, что мы почти ежедневно встречались и общались в кулуарах четвертого съезда писателей Российской Федерации. Это было в Колон ном зале Дома Союзов. Однажды Сергей Николаевич меня уди вил, спросив, есть ли сейчас в Горном Ал тае шаманы, очень своеобразные, по его мнению, поэты-импровизаторы и артисты- плясуны с огненным темпераментом. Услы шав отрицательный ответ, он весело улыб нулся: — В двадцатых годах шаманы по Улале (так раньше назывался Горно-Алтайск.— Б . У.) ходили со своими бубнами, как ны нешние чиновники с неизменными портфе лями... Слушая Сергея Маркова, я вспоминал его стихи, в которых есть такие строки: Я шел на Улалу. Мне встретилась скала, И я спросил скалу: «Далеко Улала?». Ответ гранитных уст Я слышал в первой мгле: «Спроси терновый куст, Он ближе к Улале...» Судьба и характер Сергея Николаевича Маркова, не побоюсь такого сравнения, по
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2