Сибирские огни, 1987, № 6
ся выкристаллизовать из нее «ту правду, которая станет его (человека,—Л. Г.) лест ницей, его путеводной звездой к высшему свету и созидающему разуму». Хотя, что понимается под этой «путевод ной» правдой, тоже не совсем ясно, как весьма абстрактны и «высший свет», и «созидающий разум». Тем более что они как-то не очень вяжутся с реально-конк ретной плотью астафьевского произведе ния и больше напоминают разговоры о «вечном двигателе», способном решить еще одну вековую задачу человечества —- обой тись без источников энергии. А вот пони мать правду как своего рода знаменатель общественного развития, в основе кото рого заложена справедливость во всех сферах нашей жизнедеятельности,— навер ное, можно и нужно. Ведь именно о ней, о справедливости, болит душа и сердце у ге роев В. Астафьева, М. Щукина, В. Распути на, и стремятся они ни к чему иному, как порядку, выстроенному на фундаменте все объемлющей справедливости... Но вернемся к Воронихину. Судьба и эволюция этого партийного руководителя районного звена показательны и, как под тверждают наметившиеся в государстве пе ремены, достаточно типичны. Как и Козырин, Воронихин — образ да леко не однозначный; схваченный писате лем цепко и точно, он олицетворяет собой достаточно распространенный тип руково дителя, делающего ставку на победу и ре зультат, игнорируя при этом как их каче ственную, так и нравственную сторону. Сразу же можно заметить, что и Горячев из «Печального детектива», и Водников типо логически близкие фигуры. Но если у В. Распутина и В. Астафьева показаны они эпизодически, мимоходом и не на них сосредоточено внимание, то Воронихин у М. Щукина изображен с пристальным вни манием, в динамике и развитии, ибо ему в художественном механизме повествова ния принадлежит одна из важнейших ро лей. Бывший фронтовик, Воронихин в начале 50-х годов принял под свое руководство отстающий район. Человек энергичный, деятельный, инициативный, он, «не зная ни дня, ни ночи, ни отпусков, ни выходных», буквально вытащил его из прорыва, выта щил и уж больше не сдавал завоеванных позиций, чего бы это ни стоило, «тащил и тащил свой тяжелый воз по трудной, уха бистой дороге». Вместе с успехами и авторитетом посте пенно накапливалась жгучая боязнь за, не дай бог, не сделанное по каким-либо при чинам дело, боязнь, идущая с тех времен, когда «над ним, как топор, висело желез ное слово «давай». Под неумолимым дав лением этого «давай» Воронихин вывел принцип, неукоснительное соблюдение ко торого требовал не только от себя, но и от других — «сначала сделай дело, а уж по том будешь рассуждать, как и каким обра зом ты его сделал», «Для пользы дела, считал он, можно пойти и на некоторый обман. Нужны, по зарез нужны результат, победа, которые давали право на оправдание самого ■ себя и тех людей, чьи не совсем благовидные дела он хранил в своей памяти, как в несго раемом сейфе. И эти люди знали: Ворони хин может простить многое, скрыть от дру гих, сделать вид, что забыл, но никогда не простит и не забудет одного — недостигну того результата и победы». Между тем научно-технический и обще ственный прогресс все более решительно входил в противоречие с волевыми, во люнтаристскими методами руководства и ве дения хозяйства, требовал кардинальной перестройки, переориентировки сознания, освобождения от отживших социально-эко номических догм. Однако инерция была на брана солидная. «Район шел в гору. И в какой-то момент на этом подъеме Ворони хин окончательно уверовал, что путь, избранный им для подъема, — единст венно верный». Тем более что и сама-то действительность не торопилась его раз убеждать. Еще раньше, чем Козырин, Воро нихин «успел убедиться», что «в жизни, на ступившей в то время ...все больше утверж дается принцип: товар надо показывать лицом, красиво. И при этом обязательно уметь красиво говорить». Размышляя о причинах перерождения коммуниста Воронихина, М. Щукин не пы тается все объяснить привходящими, объек тивными, не зависящими от самого этого героя, обстоятельствами. В неменьшей сте пени, доказывает писатель, виноват и сам первый секретарь райкома, не сумевший вовремя самокритично взглянуть на себя и свою работу; произошла, как определяет автор, своего рода «потеря слуха». Большая власть дает большой голос, но требует и точного слуха, иначе говоря, уме ния постоянно оценивать себя, свои и чу жие поступки, складывающуюся обстанов ку критически. Ведь именно несоответствие «голоса» и «слуха» чаще всего и приводит к несовпадению слова и дела. Самоуспо коенностью, самоуверенностью, чинушест- вом оборачивается эта потеря для Воро нихина, приводит его к попранию деловой и партийной этики, особенно недопустимой в идеологической сфере, а в конечном сче те — к перерождению. Особая опасность такого перерождения в том, что сопровождается оно, если так можно выр'азиться, духовной радиацией, которая разлагающе действует на окружаю щих. Круги этой радиации захватывают не только Козырина или его прихлебателя, начальника местного ПМК Авдотьина, не только людей заведомо беспринципных, с внутренней червоточиной. Эскалация без духовности, подлости, подмены моральных и нравственных ценностей сказывается и в среде тех, кого никак к козыриным не отнесешь, но которым они, козырины, не без помощи воронихиных, то и дело свое «преимущество» наглядно демонстрируют, сея крапивное семя неверия в добро и спра ведливость. К разочарованию и отчаянию приходят порой даже сильные и честные люди. Раз ве не от этого появляется в душе Ивана Петровича Егорова трещина, расшатывает ся в нем прочное некогда чувство ДОМА? И не оттого ли народный контролер Шел- ковников в «Имени для сына», столкнув шись с откровенной круговой порукой и коррупционностью в среде власть имущих, безнадежно опускает руки? И что уж говорить о менее стойких и бо лее инертных, притерпевшихся, таких, на 149
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2