Сибирские огни, 1987, № 6
сливки», и «прочих», пытается поначалу работать по правде и совести. И однажды отказывает во внеочередном выделении де фицитного товара районному хирургу, за что тут же получил крепкую взбучку от Воронихина: «Козырни?.. Слушай, ты чего там шебу- тишься?.. Все я лучше тебя знаю, не читай морали. Такие специалисты на дороге не валяются, ему на кафедре место предлага ли. Он уедет, где хирурга найдешь? Никто за спасибо пахать не будет, ты что, не по нимаешь? Короче говоря, продай, что он просит, и никаких. А на будущее будь по умней». Науку Козырин воспринял и учеником в этом смысле оказался прекрасным. Он по нял, что, если не нарушать систему сложив шихся отношений, а пользоваться ею уме ло, то можно жить спокойно и бесхлопот но. Поняв это, Козырин «перестал копаться в себе и мучиться глупыми вопросами, раз и навсегда поставив на них крест». Собственно говоря, Воронихин и разбу дил главным образом дремавшее в Козыри- не до поры чувство «хозяина жизни». При сматриваясь к стилю его работы и взаимо отношений с людьми, Петр Сергеевич сде лал для себя вывод, ставший в дальнейшем его позицией: «Почему я должен зависеть от них, а не они от меня?.. Почему я дол жен на кого-то оглядываться, пусть огля дываются на меня!» Более того, автор не двусмысленно дает понять, что Козырин и иже с ним, вероятно, и невозможны были бы, во ■ всяком случае, не смогли бы так вольготно чувствовать себя и набрать та кую силу без негласной поддержки рай онного партийного руководства в лице пер вого секретаря Воронихина. Не случайно, работая над разоблачительной статьей о Козырине, Агарин приходит к выводу, что председатель райпо «не родился некороно ванным королем Крутоярского района, он стал им во время своей работы. Стал с по- мощьр Воронихина». Впрочем, не настолько уж слеп и наивен был опытный Воронихин, чтобы не видеть, кого он пригревает. Дело, однако, в том, что пригревать таких людей, как Козырин, умеющих делать все, как пожелает на чальство, укладываться в любые сроки да еще умело преподносить товар лицом, в красивой упаковке, первому секретарю Кру тоярского райкома было выгодно. «Да, в некоторых вещах Козырин, конечно, хватил лишку, и мы с него за это спросим,— со глашается и даже строжится Воронихин, хотя тут же и выгораживает: — Но иде альных людей нет. А я смотрю еще и с другой стороны и вижу, что таких работя щих мужиков, как он, у нас мало. И если мы его уберем, заменить будем некем». Собирая материал для статьи о Козыри не, Агарин убеждается, что «незамени мость» председателя райпо — миф. Более того, свои прямые обязанности, особенно когда дело касается рядовых граждан, вы полняет он порой просто спустя рукава. А вот пустить пыль в глаза любой комиссии — тут уж да... Тут уж он развернется, по скольку выгода прямая. На такой выгоде, собственно, и держится сомнительный аль янс так называемых «новых» деловых лю дей и их покровителей. «Люди, подобные Козырину, с присущей 148 им наблюдательностью и совершенным, почти собачьим чутьем, смогли уловить в жизни тот момент, когда красивая фраза, красиво поданное дело стали удобной шир мой, за которой можно было скрываться со своими настоящими желаниями и пред ставлениями о жизни. Если же кто-то хва тался за эту ширму и пытался ее свалить — они мгновенно объявляли войну, в которой использовали любые средства». А определить такие моменты в жизни страны последнего особенно десятилетия было в общем-то и не трудно, ибо возни кали они достаточно часто и везде: пока зуха и демагогия все больше, все настойчи вее и агрессивнее теснили подлинное дело, правду и реальность. Вот, пожалуй, главная причина, которая понуждает и В. Астафьева, и В. Распутина, и М. Щукина, и всех честных художников современности с такой страстью, болью и тревогой поднимать свой голос за непри крытую и откровенную правду. Но что примечательно. Изображая в сво их произведениях события с обжигающе обнаженной правдивостью, ни М. Щукин, ни В. Распутин в подробности того, что есть правда, как она должна выглядеть,— особо не вдаются. И для распутинского Егорова, и для щукинского Агарина, говоря словами В, Астафьева, «правда — самое естественное состояние». Зато как много и противоречиво рассуждает о правде автор «Печального детектива»! И это, в общем-то, понятно. Писатель сделал бывшего опера Леонида Сошнина начинающим литерато ром, которому следует подняться «до пони мания уровня правды жизни...» И, надо по лагать, требование это В. Астафьев относит не только к своему герою, а и к себе, к сво им коллегам по перу. Что же понимает В. Астафьев под «прав дой жизни»? «Реальность, бытие всего сущего на зем ле, правда — сама земля, небо, лес, вода, радость, горе, слезы, смех, ты сам с кривы ми или прямыми ногами, твои дети...» Прав ду «не выкрикнуть, не выстонать, не вы плакать, хотя в любом крике, в любом сто не, песне, плаче она стонет, плачет, вздыха ет, смеется, умирает и рождается, и даже когда ты привычно лжешь себе или дру гим — это тоже правда, и самый страшный убийца, вор, мордоворот, неумный началь ник, хитрый и коварный командир — все-все это правда, порой неудобная, отвратитель ная». Иначе говоря, правда многолика, она есть по сути вся наша жизнь, все наше сложное и противоречивое бытие, в кото ром надо с предельной честностью разо браться. Поэтому-то, полагает В- Астафьев, «постижение правды есть высочайшая цель человеческой жизни». Что ж, со всем этим можно было бы в принципе согласиться, однако такая вот «полифоничность» правды все-таки несколь ко смущает. Многое ей можно прикрыть (и прикрывали!), многое «объяснить» как на до, как удобно: «пользу дела», например, ради которой можно пойти на какие угод но моральные и нравственные нарушения... Данное обстоятельство, чувствуется, сму щает и автора «Печального детектива». Не случайно он, говоря о постижении мно голикой, как сама жизнь, правды, пытает
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2