Сибирские огни, 1987, № 6
денежных взысков за провинность в рабочих заведениях. Побывав в сапожных мастерских по Обводному каналу, он с возмущением принялся рассказывать Улья нову: «За все штраф! Ушел на минуту — штраф! Плохой товар, шить нельзя, а плохо сшил — штраф! Каблук на сторону посадил — опять штраф...» «Ну, каблук-то на сторону сажать не следует,— улыбнулся Владимир Ильич.— А насчет штрафов советую почитать вот в этой книженции: «Устав о промышлен ности»,— и протянул Петру одиннадцатый том Российского «Свода законов». — Закон принят в мае 1886 года,— начал объяснять Петр.— По требованию рабочих. Против штрафных грабежей поднялись тогда на Ореховской мануфактуре, на других фабриках Московской, Владимирской, Ярославской губерний... Закон составлен в пользу заводчиков. Но есть в нем оговорки, которые защищают неко торые права рабочих. Беда, что мало кому они известны... Давайте разберем штрафы Акимова. Мастер не дал новое сверло, изделие испорчено. Была ли тут небрежность Акимова? Нет. Я не случайно спросил о небрежности. Она, и только она, по «Уставу о промышленности» может быть наказана! Значит, Гайдаш не имел права на штраф, превысил власть, за что тоже предусмотрены взыскания... Далее. Акимов выразил мастеру несогласие с этим штрафом. Каким образом? — Сказал, да и все. Тихо-мирно. — К нарушению тишины и порядка это не отнесешь. К непослушанию —тоже. Ведь мастер не дал сверло и сам нарушил договорные обязательства. Обвинение в краже лампадного масла и вовсе нелепо. Путиловцы жадно слушали Петра, понимающе переглядывались. — И, наконец, стачки восемьдесят шестого года возникли потому, что около половины заработанных денег уходило в штрафы. «Устав» определил: не брать больше одной трети. Даже если штрафов набралось сверх того. Но по неписаному уставу каждый мастер к получке должен удержать не менее десятой части зара ботка. Удержит больше — хвала ему. Они и стараются — и для хозяина, и для себя. Вот почему Гайдаш, не таясь, нарушает закон, установленный не нами, а, заметьте, высшей властью. Выходит, не Акимов виноват, а мастер. — Ловко! — восхитился Акимов. — Значит, и на него управа сеть? — Не очень большая, но все-таки... В каждой мастерской должен быть табель о взысканиях с перечнем штрафных нарушений и положенных за них вычетов, Отлучка не может штрафоваться как прогул, а несоблюдение чистоты и опрят ности — как неисправная работа. А Гайдаш, поди, за все бьет одной ценой? — Точно. У него такса — полтинник. — Опять своеволие. Для того и предусмотрено записывать штрафы в расчет ную книжку, чтобы их можно было оспорить. — У кого? — У фабричного инспектора, конечно! Его канцелярия обязана принимать рабо чих каждый день в назначенное время. — А он скажет: жаловаться на штрафы по закону запрещено,— размышляя вслух, непромко заметил Семен Шепелев. — Правильно. Инспектора — народ каверзный, им пальца в рот не клади. На хитрость лучше всего отвечать хитростью: мол, это не жалоба, это заявление, А заявление о нарушении закона — как раз по части фабричной инспекции. Тут они должны разбираться. — Ну, я теперь повоюю! — пообешал Акимов. — Воевать надо с умом. Знаючи. Штраф — это не возмещение убытков хозяину, как думают многие, а суд хозяина над рабочим. Причем, суд незаконный. Станешь воевать за свой штраф, так уж воюй за все, что положено. За челове ческое достоинство... — Святые слова! — подхватил Морозов.— У меня знакомый на револьверном станке в заводе Сименса и Гальске работает. Так у них мастеровые на смену в лайковых перчатках идут. С тросточками. Крахмальные воротнички, шляпы. Для чистой одежды у них шкафы сработаны. Умывальное место есть. Два раза на неделе по мылу дают. И полотенцы меняют. Удобно. Кому охота в замызганном ходить? Лучше уж барином, чтоб вид был! Чтобы полировка... В завтрак и после обеда к воротам пускают еды купить. И самовольной отлучки не пишут. А пиво свободно на верстаках стоит. Не убирают даже, когда сам старик Сименс идет. — Будет врать-то,— скривился Акимов. — Дмитрий Иванович правильно говорит,— вступился за Морозова Петр.— Есть в городе два-три завода, где хозяева поняли: лаской да подачками они больше возьмут, чем явными поборами да грубостью. Размышление такое: везде плохо, а у нас хорошо. Вот рабочие и станут держаться за место, рта не раскро ют. А под эту руку можно и цены сбавить. Или работу увеличить, не трогая оклада... Они проговорили долго. Сидели бы еще, если бы Петр не спохватился, не стал собираться. На обратном пути Петр вновь задержался у дома 64. На этот раз верхние угловые окна были освещены. _ Вы?! — удивился Николай Иванов, впуская его в комнату. Он был одет празднично, с шиком: костюм из синей английской шерсти, белая рубашка со стоячим воротником, бабочка. Над красиво вычерченными губами — крылышки усов. И правда, Киська. От литейщика попахивало дорогим вином и хорошим табаком, Ш
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2