Сибирские огни, 1987, № 6
пролетарских артелях. Идеализм в ней уживался с непримиримостью, слабость с мужской твердостью. Дружбу она водила с радикалами из среды дипломирован ных медиков, имеющих взгляды еще более путаные, чем она. Однако и сторонни ков марксистской линии не чуралась. В надежде получить выход к рабочим через школу, Петр стал бывать у Си- билевой. Она без труда разгадала его намерения. — Будем проявлять терпимость к инакомыслящим, Петр Кузьмич? Кстати, в третьем этаже, над классами, где я служу, освободилась приличная комната. Я попросила хозяев придержать ее. Не посоветуете ли жильцов? — Посоветую,— без колебаний ответил Петр, понимая, что она предлагает дво евластие.— Давайте попробуем. Двоевластия он не боялся. Уже не первый год в одном и том же кружке сталкивались народовольцы и марксисты. На Глазовую улицу Петр направил молодых проверенных путиловцев — Нико лая Рядова и Петра Давыдова. Одному пришлось стать литографом на писчебу мажной фабрике Варгунина, другой поступил модельщиком на Обуховский сталелитей ный завод. Нынче суббота, занятий в школе нет. Петр миновал дверной свод, ведущий в классы, но тут за спиной послышались голоса. Это заставило его вернуться. Присмотревшись, Петр заметил щель между створками, толкнул одну. С легким скрипом она отворилась. На учительском месте восседал школьный доктор Николай Александрович Плаксин, дородный человек в пенсне, и таинственным шепотом декламировал не многочисленным слушателям: ...при мрачном сем обряде, С смиренной харею, в монашеском наряде, Взмостясь на кафедру, с восторгом вопиет: «О рок! Лютейший рок! Кого лишился свет! Кончиной кроткого владыки пораженный, Восплачь и возрыдай, зверей собор почтенный! Се царь, премудрейший из всех лесных царей, Достойный вечных слез, достойный алтарей. «Да это же «Лисица-казнодей» Фонвизина»,— догадался Петр. Басня эта, о смерти царя зверей льва, получила широкое хождение у народо вольцев в октябре, после кончины императора Александра III, после пышных демонстраций в его память во всех больших городах и прежде всего в Санкт-Пе тербурге — с парадом казачьих частей, военных кораблей, стрельбой из пушек. «О, есть подлейшая! — шепнул Собаке Крот: Я знал Льва коротко: он был пресущнй скот, И зол, и бестолков, и силой высшей власти Он только насыщал свои тирански страсти. Трон кроткого царя, достойна алтарей. Был сплочен из костей растерзанных зверей...» Плаксин увлекся. Его несильный голос окреп, наполнился страстью. Дочитав басню, Плаксин сделал многозначительную паузу и повел рассказ о том, как студенты Московского университета освистали именитого профессора, вздумав шего выступить перед ними с лекцией о царствовании в бозе почившего монарха, который на самом деле был не львом, а августейшим животным. Единственной поло жительной чертой его жизни было то, что он умер естественной смертью — от пьянства. Когда его тело доставили в столицу из очаровательных крымских мест, ротмистр, стоявший в оцеплении у Петропавловского собора, подал солдатам при вычную команду: «Смирно! Голову направо! Смотри веселей!» Сам того не ведая, он указал народу, как следует относиться к царственному трупу. С Плаксиным Петра познакомила Сибилева, вскользь упомянув о том, что доктор собирает рабочих под видом осмотра больных в неурочное время. Вот, значит, каким образом собирает— без малейшей предосторожности, с наивностью невежды... Никем не замеченный, Петр вернулся в подъезд, притворил дверь. Его так и под мывало хлопнуть ею так, чтобы всполошить собравшихся, а больше других — Плаксина, но он сдержался. Ему открыл худенький востроносый Давыдов. — Хорошо ли добрались, Василий Федорович? Как здравие? — Благодарствую, Петр Кондратьевич! Без болезни и здоровью не рад,— громко, в расчете на хозяев, ответил Петр. — Говорите обычно, Василий Федорович. Сам с самою ушли сочельничать. Вер нутся нескоро. Мы тут в полном своем распоряжении. — Ну, тогда — здравствуй,—Петр взъерошил Давыдову мягкие, торчавшие крыльцами волосы.— У меня просьба: спустись-ка в классы. Там доктор Плаксин басни читает. Кто хочет, тот и слушает. Вот ты и устрой ему урок-праздник. — Это мы мигом,— загорелся Давыдов. У стола хлопотали Феня Норинская и Лиза Желабина, работницы Российско- Американской резиновой мануфактуры. Обе высокие, крепкотелые, с ярким румянцем на щеках. Правду сказать, Петр не ожидал их здесь увидеть. — Привет честной компании! — и, дурачась, он завел рождественскую припевку: — Я, маленький хлопчик, принес богу снопчик... Открыл коробку с яичными сочнями и картофельными пресняками. Передавая ее Фене, сказал; 107 .
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2