Сибирские огни, 1987, № 5

не выйдешь — то Колька маленький был, кормила, то потом мать с отцом глаз не спускали. А тут: где ты была — никому дела нет, комендантша следит, лишь бы к двенадцати ночи явилась, да чтобы парни долго не задерживались в комнате. А что, разве обязательно надо ему всю ночь быть в комнате?.. И еще — подружек можно выбирать, каких только душе угодно. Дома, там все уже опостылели друг другу (во всяком случае, ей, Тоньке), а тут всегда свежий человек отыщется. А Тонька любит новых, незнакомых людей — любознательность не отнимешь у нее. Особенно нравилась Тоньке ночная смена. Хорошо ночью, начальства — ни души. Пустит станки, а сама из цеха шмыг на тюки с пряжей — почти как на сеновале дома. Даже еще лучше — тут зимой и летом одинаково удобно. Иногда и еще кое-кто с парнями заглядывал — там места хватит на всех... Стали говорить об этом на собраниях. — Девчонки, как вам не стыдно? Самолюбие у вас хоть какое- нибудь есть? Уж о гордости не спрашиваем. Как-то получалось так — ругали других, Тонька проскальзывала. После одного из таких собраний по дороге к общежитию Тоньку догнала Валя Графова. Пошла рядом молча. Чуяла Тонька, неспроста Валя присоседилась. Давно она многозначительно молчит — смотрит при встречах и молчит. Наверное, сейчас все выскажет. Сейчас она даст! Но Валя шла и молчала. Нагнула голову, плотно сжала губы. И ни разу не глянула на Тоньку. Это был плохой признак. Хуже любой нотации. Идет и молчит. — Может, пора начинать уже, а? Чего ты молчишь? Давай! — Слушай, Тонь,— несколько смутившись, но решительно спросила Валя,— я вот никак не пойму, что хорошего... ну, вот в таком образе жизни, который тебе нравится? Это же должно быть противно. Скажи, пожалуйста, мне откровенно. Тонька остановилась. Глаза у нее блеснули жгучим черным блеском.— Откровенно? Откровенно, говоришь? А ты попробуй. Попробуй... — Что ты! Что ты! — Ничего на свете нет приятнее, чем... чувствовать себя в сильных мужских руках... Весь мир на этом держится! — Ну, уж прямо... — Вот тебе и «прямо». Это жизнь дает — начало всему на земле. Валя беззвучно плямкнула губами — задохнулась от возмущения. — Дура ты! — выпалила она наконец,— Жизнь дает любовь! А это... а это — блуд. Это — скотство... Как тебе самой не противно после всего этого?.. Ведь все это никакого отношения к любви не имеет. 5 Но дошел черед и до Тоньки. Началось все с поездки в подшефный совхоз на уборку. Когда вернулись, то девчонки, ее подружки, поставили сами вопрос перед руководством о постыдном поведении ткачихи Антонины Харинои перед лицом сельских тружеников. Выве- ли 66 П0СЛ6 смены перед ткачихами и по-своему, по_женски стали стыдить. Слушала Тонька молча и довольно-таки спокойно жен- щин-то, умудренных жизненным опытом, было мало, в основном Тонькины сверстницы — они-то что могут сказать! И вдруг две уче- ницы-пискухи тоже подали голос: — Нам стыдно работать в одном цехе с такой. Этого Тонька уже не перенесла, сыпанула, как бывало дома: 85