Сибирские огни, 1987, № 5

лектив. А главное,— он обвел гостей взглядом, словно спрашивал, говорить или не говорить о главном.— А главное: чтобы в семье была обстановка... нормальная. — У нас что, ненормальная, да? — вскочила Харина.— Ты, Семен, пожалуйста, не городи околесицу. Ненормальную нашел — видели его! Да ты на себя погляди... Да ты... Кузьмич тоже взъерепенился, ударил кулаком об стол. — Цыц! Человек дело говорит. Ты потакала ей всю жизнь, а расхлебывать теперь нам обоим. Ты ее распустила, а теперь вот ходим и просим людей, чтобы присмотрели за нашей непутевой дочкой. Стыдобушка!.. А ты еще... Уж молчала бы... Харина хлопнула дверью и ушла. Хозяин молчал насупленно — чувствовал, что нехорошо он поступил с гостями. Не так бы надо все это высказать, как-то помягче бы. Но не умеет он мягче. Всю жизнь неприятности от этой прямоты и неподкупности во взаимоотношениях с людьми. Из замешательства вывел Кузьмич. — Ничего, поегозит да и успокоится.— Он поднял брошенную хозяином пачку «Севера», щелчком выбил из нее папиросу, непривычно тонкую, покрутил ее в жестких, заскорузлых пальцах, прикурил.— Правильно ты, Семен, говоришь: коллектив ей нужен и бригадир такой, как ваша Верка. Она пожестче матери. Мать у нас никудышная попалась. Избаловала девку окончательно. Пропала девка.— Ты, Иван, прости, что, может, не в свое дело лезу,— вступила в разговор хозяйка.— Все это оттого, что не работает она у тебя. — Кто? — Да и жена, и дочь. Чего ради у тебя жена всю жизнь просидела дома? Что у нее, семеро по лавкам бегали?.. У меня вон пятеро их было, а ведь почти не бросала работу. Правильно Верка говорит, отдай ее в доярки к ней. Они ее там всей бригадой быстро уму- разуму научат. Кузьмич, за три затяжки уничтоживший папироску, согласно кивал головой. — Эх, хорошо бы ее в такие руки... Семен Графов сожалеючи смотрел на Ивана, знал — бессилен он в семье. — Написать брательнику, конечно, можно. Только ведь не в этом дело. Никто вашу Тоньку не укараулит — если мать родная не укараулила. Караульщиков не наймешь ни в городе, ни в деревне. Они, эти караульщики, должны быть в ней самой.. С детства они должны быть, с материным молоком... А дома ожидавший грандиозного скандала Кузьмич застал жену немного виноватой, тихой. Это придало ему силы и, главное, уверенности в себе. Ужинали молча. А сами думали о Графовых, об этих правдолюбах. — Все говорят: работящие они, Графовы. А толку-то, что работящие? — словно продолжая мысленный диалог с мужем, заговорила жена.— Семьища-то во какая, а хоромы-то чуток побольше наших. Не завели дома хорошего. А одеваются их девки разве так, как наша Тонька? Вот тебе и работящие. — У нас она одна, а у них пятеро. А работает из пятерых детей только одна Верка, да и у той муж,— считай, что своя семья. А остальные пока тянут из дому, а не в дом. Нет, что ты ни говори, а Семен человек правильный. — Правильный, когда живет хорошо. — Правильный, когда люди уважают. А его уважают в селе — это факт. Поэтому ты и не любишь их. Из зависти не любишь. — Чему завидовать-то? — Уважению. 83