Сибирские огни, 1987, № 5

себя виноватой. Раньше-то, когда мы были молодыми, комсомолу до всего было дело: и как ты к работе относишься, и как в быту. Молодежь все время была занята то самодеятельностью, то разными культпоходами, легкой кавалерией и всякими мероприятиями, цель какая-то была. А чем они сейчас занимаются — не знаю. — Потому как вырос, старый стал, вот и не знаешь, чем сейчас комсомол занимается,— поддел его Семен Федорович Графов, оторвав взгляд от хозяйки, которая сновала мимо стола от печи в горницу и обратно, иногда заглядывала на стол — не подложить ли чего. Не по годам шустра казалась она ему — не выветрилось еще то, давнишнее, молодое, так ему знакомое. — Не только я не знаю,— обиделся старый кооператор.— Они, по-моему, сами не знают, чем заниматься. Вот тебе наглядный пример. На виду, на глазах у всех девка родила, и никто не почесался — ни директор школы, ни комсомол. Да и партийная организация — тоже могла бы обратить внимание. А то — никто! Застолье стихло. То ли потому, что все устали от выпитого, то ли на самом деле ковырнул предсельпо болячку. — Ведь что получается,— продолжал он, глядя сквозь товарищей.— Украдет человек, допустим, хомут. Никому не нужный хомут. Милиция тут как тут. Протокол составит. Глядишь, виноватого посадят. Во! — Поднял он палец.— А тут человек пропал, свихнулся, жизнь человеческая наперекосяк пошла — будущее украли у человека! И никого не привлекут за это. Даже не поищут — кто же виноват! — Он сердито стукнул об стол.— Несправедливо! Возражаю. Я об Тонькиной судьбе думал много. Еду в потребсоюз, дорога длинная, и думаю. Потому как у самого две дочери. Кто их знает, что у них на уме... Семен Графов пожевал губами, тихо, но твердо сказал: — Оно и ты так шибко беспокоишься об Тоньке не потому, что жалко ее, а потому, что у тебя своих двое — «неизвестно, что у них на уме»... — Знамо дело,— не отдавая себе отчет, соглашался захмелевший кооператор.— Ты что, против этого?.. Раз она общественность, значит, она должна за все отвечать. А у нас в селе за что она отвечает? Ни за что. Только контролеры общественные нос свой суют в работу кооперации. Тут они могут. А вот скажи мне такой пример, где бы эта самая общественность предот-в-ра... пре-едо-отв-ра... тьфу, какое слово длинное, не пе-ере-епо-олзе-ешь его. В общем бы уберегла вовремя. Нету такого примера. Нету! То-то! Графов не любил пьяные разговоры. Отвернулся. Слушавший вполуха от нечего делать завмаг вступил в разговор. — То есть как нету? Сколько угодно. — Чего сколько угодно? — Ну, девок, которые не рожают... — Тьфу, я не об этом... После первых дней возбуждения в радостной суетне, когда Кузьмич вроде бы был именинником, наконец, все улеглось, утихло. Как-то ночью он шепотом спросил жену: — На чье имя-то записан он? По отчеству-то как? — Записала «Германович». — На Герку, стало быть? Это как же так: его год как нету, а на него записали. — Должно, не год, раз записала. Должно, приезжал тайком. — Ну, ну...— только и ответил Кузьмич. Долго молчал. Жена, словно угадывая следующий вопрос, добавила, заискивающе поглаживая его по плечу: — А фамилия наша. Харин. Так и записано: Харин Николай Германович. — Ну, и на том ладно... 78