Сибирские огни, 1987, № 5

теперь из нее ученица. Семь классов есть — и достаточно. Живут же люди вообще без образования. С Геркой хоть где не пропадешь. Он такой ласковый, такой хороший. На всю жизнь прилипла бы к нему... Туда к ней, на сеновал, однажды и прошмыгнул завклубом — паренек разбитной, лет на пять-шесть старше ее. Он угодил в одну из тех минут, когда она томилась, вспоминая Герку-целинника... Борьбы не было — Тоньке показалось, что и у него руки такие же нежные, как у Герки-целинника. Трудно было отличить... Да она и не пыталась, потому что желала их... Назавтра он пришел снова. Потом — еще, еще... И она окончательно потеряла грань между Геркой-целинником и Жоркой-завклу- бом. Для нее сеновал стал продолжением тракторного вагончика, в котором на посевной жил Терка и куда она бегала по вечерам к нему. Мир вокруг нее стал легкомысленно голубым и зеленым. От восторга не чуяла земли под ногами — хорошо все-таки природа устроила человеческую жизнь! Такое удовольствие — жить и любить! Особенно — любить. Живут все. А вот любить дано не каждому. Подружек ее судьба наделила скромностью, но обделила радостью. Несчастные они. Вот хотя бы взять Любку Графову. И на мордашку вроде бы смазливая, а нет в ней искорки, которая нравится парням. Оглянется — ни одного вокруг нее. А ей уж шестнадцать, пора думать и о парнях, не только о книжках. Ходит, как заговоренная, боится прикоснуться к парню. Дура она, хоть и книжница. Любовь- то, наверное, знает только по романам. А по романам любить — это все одно что с Теркиной фотокарточкой спать. Какое от этого удовольствие?.. Перед тем, как Терке приехать, весной проводили в школе вечер на тему о любви и дружбе. Сейчас бы этот вечер! Сейчас бы она им объяснила, что такое любовь!.. А тогда сидели дурехи, уши развесили, слушали Веру Васильевну. А что она может сказать о любви, когда ей уже двадцать семь, а она до сих пор незамужняя и замуж не выходила? Наверное, и не целовалась ни разу. А с кем ей, бедной, целоваться-то тут, с кем любовь крутить — с Колькой-тракто- ристом? Так он пьет, не просыхает. Ровня ее давно переженилась. Для остальных парней она — старуха. Вот и учит зелень молодую премудростям любви. Она научит — весь класс в старых девах останется... Как-то отец встретил Тоньку на крыльце, когда она засветло направлялась со свежей простыней на сеновал. Посмотрел подозрительно ей вслед. В избе спросил у жены: — Что это твоя невеста на сеновал повадилась? — Душно в избе, вот и спит там. — Нам не душно, а ей, видишь ли, свежего воздуха не хватает. Ох, смотри за ней! Но Тонька и разговаривать с матерью на эту тему не захотела. В середине июля Жора-завклубом уехал на летнюю сессию в город, где он заочно учился в каком-то культурно-просветительном заведении. На сеновале стал появляться из лесхоза практикант — у него оказались руки еще более нежными, чем у Терки с Жоркой... Зимой Тонька возвращалась из клуба всякий раз поздней ночью, а то и под утро, нередко пьяненькой. Потом до обеда спала. Отец все лето и зиму ходил хмурым, не вытерпел, как-то стукнул кулаком об стол: — Хватит! Иди на ферму работать. Мать вскочила. — Что ты, что ты! Еще вся жизнь впереди, наработается. Не хватало, чтобы моя дочь свинаркой была! Устрой ее где-нибудь в конторе у себя... Может, продавцом, а? 73