Сибирские огни, 1987, № 5

Приготовил гранату. Последнюю гранату! Ждал, когда появится патруль. Решение было принято, успокоился. Потеплело еще больше. Но это уже не имело никакого значения. Немцы не шли. Не заметил, как уснул. Впервые за неделю спал глубоко, без сновидений. Проснулся от пронзительного свиста ветра и лютого, пронизывающего все тело холода. Скала гудела от грохота волн. Леденящие струи прошивали насквозь. Мозг сдавливал серый гнетущий морок. Мысли стали вялыми, тягучими — жалкие остатки былого сознания. Реакция на все окружающее — предельно ослаблена. Обнаружил, что на ремне нет гранаты. Вспомнил: держал ее в правой руке. Пошарил вокруг — пусто. Значит, скатилась в море. Вместе с ней — и последняя надежда на достойный конец. Не огорчился. Острые переживания, честолюбивые мечты, любовь, привязанность, даже чувство единства с родной землей, жившее в нем годы войны,— остались словно в другой жизни. Все — в прошлом и потеряло всякий смысл. Но сознание еще теплилось. Надо закрыть глаза и ни о чем не думать. Мешала какая-то малость. Силился вспомнить: какая? Вспомнил: вещмешок! Все надежды были связаны с ним. Ради карт и бумаг, лежащих в нем, посылали добровольцев-разведчиков к черту в зубы. Теперь они не имели уже никакого значения. И никогда не будут иметь. Без особых переживаний освободил лямки. Пусть летят в воду. Может, выбросить на берег?.. Положил мешок под голову, перестал шевелить пальцами, остановил согревающую дрожь — так скорее. Замерзнуть — самая легкая смерть. Снова увидел штабеля мертвых тел вдоль дороги, на дороге — лужи... И сейчас оттепель, около нуля... Помутневший взгляд бесцельно скользил по скале, освобожденной ураганным ветром от изморози, остановился на Николае. Ему и полураздетому не холодно. «Тень командира»... Так называли Николая в шутку разведчики за его близость к Федору. В каждой шутке есть доля правды. Тень исчезает вместе с человеком. Жалости к другу не было. Было нечто похожее на зависть: лучше бы и самому — вот так, сразу. Бесцельно блуждавший взгляд остановился на одной точке. Что-то задержало его. Превозмогая морок и безразличие, заставил себя ответить на вопрос: что же? Постепенно зарождалось жалкое подобие мысли. Потребовалось несколько долгих минут, чтобы осознать, что оттепель и ураганный ветер принесли слабую надежду: открыли взгляду поднимавшийся от площадки к верху скалы уступ. Был он чуть пошире ладони. Стекавшая сверху вода замерзла, и лед сровнял уступ со скалой. Потому и не обнаружил его, прощупывал неровности скалы. Надежда была почти призрачной: слишком мало оставалось сил. Действовал механически. Стянул с валенок шубные рукава, пополз. Ветер с севера прижимал к скале, поддерживал на узком и скользком уступе. Сначала долбил наледь немецким штыком на уровне груди, потом выше, выше — пока хватало вытянутой руки. Но дальше как? Все так же было темно и холодно. Все так же надрывно выл холодный ветер, а скалы сотрясали морские волны, но былого бессилия больше не было. Просветлело и сознание. Одно неосторожное движение — смерть в ледяных волнах. Зацепиться не за что. Голая скала с белыми прожилками. Ударил в одну из таких прожилок раз, другой — нож застрял в щели. Постепенно расширяя щель, вогнал его по рукоятку. Опора была достаточно крепкой, чтобы держась за нее, встать на ноги. Пошатывало, но стоял. Еще боясь поверить в возможное спасение, оглядывал заснеженную низину, темные тени высот за ней. 62