Сибирские огни, 1987, № 5

И снова, прежде чем что-либо подумать, сорвал с ремня лимонку и, вложив всю свою злость и силу в размах, метнул ее через землянку вверх, к валунам. Гранатометчик он был никудышный. Понял это еще в школе на соревнованиях. Огорчался до слез, изнурял себя тренировками, но и в армии на учениях почти всегда был последним. Разведчики грубовато шутили: «Ничего, за три шага с подбегом любую цель поразишь!» Пудовый камень на вытянутую руку и тридцать приседаний на одной ноге — пожалуйста, лыжный марафон в горах — изволь, а вот простую гранату бросить по-человечески — не тут-то было. И на этот раз она взорвалась, не долетев метров десять до егерей. Но тут же увидел взрыв за валунами. Бросал Николай. Понял: другого момента не будет. Вырвался из траншеи — к лыжам! А дальше — какая-то мозаика ощущений, мыслей. Будто кто-то безжалостно изорвал на куски пространство и время. Ветер в лицо, клочья тумана, совсем рядом крик: «Хальт! Хальт!» Падающие фигурки лыжников на склоне, пронзительный говор немецкого пулемета, задранные в небо стволы зенитной батареи и снова — собственные руки, страхующие прыжок товарища. Больше — ничего. «Скыр-динь! Скыр-динь!» — заскрежетали на скале кованые ботинки горных егерей. Заныло, засосало под ложечкой, пересохло во рту. Омерзительная щекотка прокатилась по животу. Шаги ближе, ближе, скрежет металлических шипов явственней, громче. Кажется, царапают они уже не обледенелый камень, а оголенный череп. — Слюнтяй! — Это о себе.— Рваная калоша! Трус! Обнаружил, что лимонка не на ремне, а уже в правой руке. Указательный палец левой — в кольце чеки. Ждал, пока егеря пройдут на несколько шагов мимо, чтобы метнуть им вслед гранату. Словно действовал независимо от его сознания и воли двойник. Было в нем что-то примитивное, грубое и одновременно бесконечно близкое, от предков, которые не умели рассуждать. Не случайно снилось однажды: брел один по неглубокому снегу. Безоружный и беззащитный. Чудилось, что за камнями, за кустами прячутся хищные звери, враги. Брел к одинокому костру на каменистом склоне перед темной стеной елово-пихтового леса. Быстро темнело. Пламя костра высвечивало мужские фигуры в одеждах из звериных шкур. Подходить было страшно и необходимо. Знал, что эти дикари — его кровные предки. Но признают ли они его своим? Подошел. Ни восторга, ни удивления. Просто подвинулись и дали немного места у костра... И только сейчас он понял: предки не умирают. Они живут в нас, в нашем подсознании и даже действуют за нас, вернее, руководят нашими действиями в трудные минуты. «Ищешь оправдания своей нерешительности? И гранату приспособил на прежнее место, и размышлять начал... Кто тебя час назад вынес из пекла? Кто бросил на обледенелый уступ? Дал шанс на жизнь? Пусть один из ста, но все-таки — шанс!..» Вещмешок за плечами начал обретать свою реальную весомость: немецкие карты, штабные бумаги. «Раз посылали именно к этому штабу, в глубокий тыл, значит, был в том какой-то резон? Бросишь гранату — а что дальше? Эффектно умереть — дело нехитрое!» Командование, анализируя данные авиационной разведки, пришло к выводу, что этот штаб руководит строительством каких-то таинственных объектов. Об их важности говорил сверхплотный заградительный огонь зенитных батарей, не позволявший нашим самолетам приблизиться к цели. Штаб располагался в двадцати километрах от Петсамо, недалеко от фиорда. Поблизости не было войсковых подразделений, способных в кратчайший срок прийти на помощь. Охрана была снята без единого выстрела. В дымоходы посыпались гранаты. Через несколько минут все было кончено. Двух пленных офицеров вывели из землянки. Федор и 4