Сибирские огни, 1987, № 5

верен: укрытые в каменных ячейках разведчики и телефонисты не пострадали, немцы откатились. Но через час с трех сторон были блокированы командные пункты пехотного полка и дивизиона. Четвертую сторону замыкало озеро. Был единственный выход, и Пасько воспользовался им вторично: вызвал на себя огонь всего дивизиона. Отборные эсэсовские батальоны не выдержали огня, блокада была прорвана. Выходит, Федор, разбуженный последним из отступавших бойцов, видел воронки от разрывов своих снарядов. Мужеством природа не обидела капитана. Но рацию разбило, телефонную связь наладить не удалось — и командир дивизиона сейчас чувствовал себя беспомощным. Будучи почтальоном, Федор изъездил и исходил лежавшую внизу долину вдоль и поперек. Знал, что напрямую ее пройти нельзя. Всю ее пересекала повдоль цепочка озер и болотной топи. Лишь справа был узенький перешеек твердой почвы. Стоявшие за долиной горы все больше притягивали взгляды людей, томимых неизвестностью. И когда несколько немецких рот двинулось от высоты Зеленой в их сторону, все ринулись по насыпи вниз, в долину. Началось паническое бегство. Редкие березы — не защита. Спасение только в ногах. Без чемодана Федору бежалось споро. Угораздило оглянуться. Увиденное тогда сотни раз потом стояло перед глазами. Брошенные носилки, и весь в бинтах пожилой человек с двумя квадратиками в петлице, вытянутая в сторону бегущих рука: — Братцы! Да их немного! Назад!!! Снова и снова виделась эта картина во всей своей наготе: перебинтованный, кроваво-черный живот лейтенанта и искаженные страхом лица бегущих. На долину стремительно накатывался леденящий душу гул. Небо закрыли немецкие штурмовики. Они шли над самыми вершинами берез, обрушивая сотни мелких осколочных бомб. Лежа на спине, пробовал сосчитать, перевалив за тридцать, сбился. Хотя какое это имело значение? Они шли и шли по кругу, как карусельные лодки. Взрывы, вой сирен. Взлетали в воздух и засыпали бойцов комья земли, срезанные осколками ветви, ягель. Когда завершив очередной вираж, самолеты пикировали, были хорошо видны лица летчиков. Взрывов стало меньше. Секли березы, землю вспарывали длинные пулеметные очереди. И казалось: не будет конца этой охоте, пока не убьют тебя... Сделав последний заход, самолеты улетели. Вскакивали засыпанные с ног до головы бойцы, командиры. И было видно, что этот ад не так уж и страшен. Среди артиллеристов потерь вообще не было. Все устремились к спасительным горам. Федор догнал начальника штаба дивизиона, прокричал: — Берите правее: тут непроходимо! Озера! — Пошел ты!.. Правее, к распадку, из которого выходила единственная дорога, никто не брал: там почти беспрерывно рвались немецкие снаряды. И все-таки именно там оставался путь для отхода. Туда и устремился оскорбленный Федор. За ним побежал только Ионов, грузный рябой добряк, бывший тракторист из Карасукского района. Через десять минут они уже лежали за большим камнем на склоне высоты. После голой долины позиция казалась прочнейшей и неуязвимой. Тут еще посмотрим, кто кого. Прорвись их же путем немецкие автоматчики, бились бы до последнего патрона: весь страх как бы вышел и остался там, в долине. А внизу трещали немецкие автоматы. Им отвечали сухие выстрелы из карабинов и винтовок, слышались крики, разрывы гранат. Жидкое и неубедительное «ура» захлебнулось. Федора подбросило: перебьют же наших. От спасительных камней ринулись в долину. 39