Сибирские огни, 1987, № 5

вает, тряпка собирает не воду — ледяную шугу, мозжат, словно зажатые в тисы, пальцы. Тошнит при виде нечистот. Только в три часа ночи разбитый, униженный добрался до холодной постели. Подняться вместе со всеми, выбежать на физзарядку не хватило сил — добавили еще пять суток. Через две недели исчезло все, кроме чувства беспредельной усталости и желания спать. Назначили в очередной наряд на конюшню. Раздавал корм, подчищал навоз, как во сне. Часа в два ночи лошади попритихли. Привалился к столбу и забылся. — Скажешь, не спал?! — кто-то кричал над самым ухом.— Будешь отпираться?! Никак не мог разомкнуть набрякшие веки. Когда все-таки открыл их, увидел старшего лейтенанта с повязкой дежурного по полку, потом — в сгустках крови полы своей шинели. — Лягнула? — Нет...— Федор рассказал о трехнедельном недосыпании. К десяти утра вызвали к комиссару полка. Комиссару было за сорок. Медлителен, слегка огруз и мало походил на военного. Рапорта не дослушал: — Садись, сынок, садись! Федор разревелся. Проклинал себя за слабость — и ничего не мог с собой поделать. С этого дня дышать стало легче. Выспался. И совсем по-иному увидел мир. Увидел уходящие в небесную синь белые вершины гор. Невиданная красота и вселенская монументальность гор потрясли. Со страхом и завистью смотрел на полеты горнолыжников на склонах горы Юкспор. Вскоре и в полковой школе начались лыжные тренировки. Лейтенант Введенский с каждым днем усложнял задачи. В горы поднимались повыше, покруче становились спуски. Даже после бессонных ночей, когда все вокруг было немило, лыжня приносила радость. Оскорбленному, униженному возвращала чувство человеческого достоинства. Будто вырастали невидимые крылья. Летишь! Слезятся глаза, ветер свистит в ушах. Лыжня упирается в огромную, до земли опустившую хвойные лапы ель. Свернуть некуда! На пятках другие лыжники — сомнут. Кажется: конец! Но вот лыжня круто ныряет под темные лапы ели и тут же выныривает по другую сторону дерева. Можно разогнуться. А лыжня уже вынесла на склон головокружительной крутизны. И нет силы, способной остановить, задержать стремительный полет. — Пулемет справа! — голос лейтенанта. Надо в доли секунды сделать крутой разворот и упасть — не кубарем, а повернувшись лицом к «пулемету», широко разбросить ноги с лыжами, изготовиться к стрельбе. Это было сознучно неуемной натуре Федора. Хотя слова лейтенанта о том, что «лыжная наука» пригодится в бою, не принимались всерьез. Пригодилась, да еще как. Может, именно ей и обязан тем, что жив до сих пор. А тогда больше грели другие слова Введенского: — Молодец! У тебя — отменная реакция! Согрели воспоминания, или на самом деле потеплело, не понял — успокоился и заснул. Глава двенадцатая. ПЕРВАЯ ПРОБА Солнце круглые сутки не уходило с полярного неба, круглые сутки свистели над головой пули, взрывали под ногами мох, высекали из камня светло-желтые искры. Наступали три горно-егерских дивизии армии «Север». Это были отборные войска немцев. «Герои Нарвика» — за победы в Норвегии, 26