Сибирские огни, 1987, № 5

одной стороны, невозможно пробиться к окошку кассы, а с другой — проводники за соответствующую мзду провозят и целые купе «зайцев» и центнеры «левых» грузов. В смысле композиции «Поезд» построен очень просто и, я бы сказал, эффектно. Эффектно потому, что уже само построение романа до предела обнажает главную его мысль —• четкую и ясную, как сигнал светофора, и вместе страшную, пронзительную в этой своей простоте. Верхний «этаж» романа занимают кабинеты МПС, где с высоких трибун во время заседаний коллегии министерства звучат правильные, исполненные гражданственности, истинно государственной озабоченности слова о незамедлительной, коренной перестройке всей железнодорожной отрасли. Органически примыкают к этим главам и сцены, рисующие первые шаги нового начальника Североградской дороги — одной из самых неблагополучных и запущенных. Когда читаешь эти, кстати очень нешаблонно и живо написанные главы, проникаешься истинным уважением к «командирам» нашего железнодорожного транспорта. Ибо воочию видишь: есть там, в «верхах», по-настоящему деловые, предприимчивые руководители, все делающие для того, чтобы обеспечить, наладить раз и навсегда бесперебойную работу вверенной им отрасли. Причем люди эти меньше всего напоминают чиновников, оградивших себя от живого дела частоколом цифр и всевозможных докладных; они, что называется, засучив рукава, добираются до самых запущенных, «заплесневевших» углов и закоулков своего хозяйства. К примеру, разве не вызывает уважения сам министр, когда на заседании коллегии он обрушивает свой праведный гнев на билетную службу. « — Кассиры билетных касс придерживают билеты. Кому?— гремит с трибуны его голос. — Своим знакомым. Знакомым знакомых. Директорам магазинов. Носильщикам надо оставить: неудобно, вместе работают. Отделению надо дать. Кому еще? Звонят из райкома, горкома, исполкома. Потом, потом, потом... И как минимум тридцать процентов законных мест не поступает в продажу... Необходимо поломать эту систему!» С еще большим почтением слушаем мы министра, когда он говорит о политическом престиже железной дороги, по работе которой судят о дисциплине и порядке в нашей стране. « — Недавно,— приводит министр пример,— я посылал начальника отдела писем на отделение дороги. Побывал он в Заозерске... До границы рукой подать. По свидетельству некоторых товарищей там, через границу, вокзал в порядке, чистота, дисциплина, налажена торговля, бытовое обслуживание. Считается, что город на особом положении — граница! В нашем же Заозерске на вокзале грязь, перроны корявые. С гор течет талая вода, заливает пути. В зале ожидания диваны переломаны, двери не закрываются, со стен сыплется штукатурка. Рабочий поселок — трущобы, лачуги. Питьевой воды нет, канализации нет... Идет демонстрация! Чего? Демонстрация позора великой страны!» И уж совершенно покоряет нас этот «среднего роста, широкогрудый», в строгом «голубовато-сером кителе» мужчина, когда он, детально, со знанием дела вскрыв недостатки на железнодорожном транспорте, призывает начальников дорог коренным образом перестроить путевое хозяйство, ввести повсеместно технические новшества и увеличить таким образом грузооборот почти в два раза... В своих планах и начинаниях министр опирается на представителей среднего звена, и это, надо сказать, прочная, надежная опора. Вот, к примеру, новоиспеченный начальник Североградской дороги Алексей Платонович Свиридов. Толковый, деловой, грамотный и, главное, не «заевшийся» руководитель. Прибыв на новое место службы, он первым делом, «прикинувшись» рядовым пассажиром, обходит ночной вокзал, и это инкогнито сразу же дает ему прекрасную возможность увидеть собственными глазами, насколько запущено вверенное ему хозяйство, сколько там всякого рода делячества, жульничества, наплевательства по отношению к людям, ради которых и благодаря которым, собственно, и живет-работает железная дорога. И мы, безусловно, симпатизируем этому человеку, когда он круто берется за дело. Вообще каждый шаг Свиридова, каждый его служебный ход — это, по сути, образец того, что должен, обязан делать всякий человек, наделенный начальственными полномочиями, если он действительно хочет руководить, делать дело, а не урывать всякие выгоды и блага, чем с такой охотой, с таким азартом занимался предшественник Свиридова, бывший его однокашник Савелий Прохоров. Словом, как видим, на верхних и средних этажах этого мощного здания, именуемого железнодорожным транспортом, идет напряженная кипучая работа, и люди там, в основном, сидят толковые, энергичные, предприимчивые, полные решимости поднять наше железнодорожное хозяйство на уровень мировых стандартов. Чего же, спрашивается, нам волноваться-тревожить- ся, если во главе МПС сидят такие светлые головы, если они денно и нощно только тем и занимаются, как бы улучшить, усовершенствовать перевозку грузов и пассажиров? Но вся беда в том, что мы, простые смертные, имеем дело с железнодорожным транспортом не в лице министра, его замов и помощников, а в лице проводников, кассиров, носильщиков, и места наши — не в зале заседаний коллегии министерства, а «согласно купленным билетам». И вот тут-то И. Штемлер и предлагает нам такие знакомые, такие узнаваемые, такие «родимые» картинки с натуры, рисующие обычную поездку в обычном рядовом пассажирском поезде. Тут-то и вступает в силу тот контраст, который и сообщает роману строгую сюжетно-композиционную завершенность и, как уже сказано, с предельной отчетливостью выявляет главную его мысль. Покуда там, в «верхах», идут важные совещания, на которых принимаются дельные, толковые директивы и указания,— по стране тем временем ползут, сбиваясь с графиков, делая множество вынужденных остановок, десятки и сотни грязных, пропыленных, наспех составленных и кое-как осмотренных поездов — типа того злосчастного 119-го пассажирского, который, 169