Сибирские огни, 1987, № 5

но сохраненными в сложной ситуации сегодняшнего дня». Странновато, конечно, как можно обогатить современниц новыми замечательными чертами, если эти черты извечные?! Но, может быть, размышляющая зрительница большая умница и говорит фигурально, и эту фразу надо понимать так, что иные современницы до того обнищали духом и одичали, что даже извечное им в новинку?.. Знать, досталось этим «извечным чертам» от жизни-житухи, что дело до полной потери этих обогащающих черт дошло! Спасибо, что остались, нашлись такие современницы, которые сохранили извечные черты «в сложной ситуации сегодняшнего дня». «И это стало возможным именно благодаря блистательной игре актрисы Валентины Мороз». М-да, действительно жаль, что автор опять смутно излагает мысли... Подхлестнутый спешащей формулировать зрительницей, я торопливо дочитал стострочную рецензию и стал просматривать ее снова, но Слава, углядев мою уловку, отнял газету и начал читать вслух сам, стилистически раскладывая чуть ли не каждое словосочетание: — Ты мне скажи, что значит «это»? И почему «благодаря»? Что? В. Мороз себя, что ли, играет? Или вопреки авторскому замыслу? Разумеется, обогащать образ блистательной игрой никому не возбраняется, но зачем же его выворачивать наизнанку? А рецензентша про это ни гугу! Я сколько ни читаю эту заметку, не перестаю недоумевать! — Полноте, Слава... Но ведь автор — зрительница. Можно кое-что и простить. Чем так попусту будоражить себя, напиши сам в «Вечерку» или поучи уму-разуму зрительницу в письме, это будет и правильно, и благородно. — Благородно, говоришь? Простить, говоришь? Нет, шалишь! Тут ты глубоко ошибаешься. Неужели ты так ничего и не понял? Тогда слушай: «...Она уже не очень молода и вовсе не счастлива, эта приятная женщина с причудливым «марсианским» именем Аэлита, которая в своей одинокой коммуналке с окнами на север лелеет, как живое существо, герань». Как это понимать? Радоваться, что женщина не опустилась, а осталась приятной?.. А что помешает думать по-другому? Не потому ли она несчастлива, что ее главная забота,-^ она всю молодость на это затратила,— быть приятной. Да и само имя ее, не по экзотичности, а по тайной образности, чего стоит? Девочка и названа была, и воспитывалась не по нашим нравственным законам, а по марсианским. Приятель вновь закуривает. Мне не столько думается об услышанном, сколько хочется побыстрее прочесть пьесу Радзинского и посмотреть спектакль, чтобы постичь его возмущение. Ломать копья по поводу умозаключений неискушенного рецензента мне казалось недостойно, о чем я и сказал приятелю. Он ответил с укором и напором: — Г-м! А что в этом недостойного? Каждый. взявшийся за перо, затем и пишет, чтобы кого-то искушать. Но если этот иску­ 154 ситель зарапортовался, что ж его — по головке гладить?.. Я отмолчался, и, видимо, поэтому приятель самокритично заключил: — Если я в чем и замудрился, только в том, что такие «размышления» вообще читать не надо, иначе работать некогда будет. Надеясь, что разговор о рецензии исчерпан, я вознамерился хотя бы взглянуть на пьесу, но Слава словно взорвался: — Нет! Ты все-таки послушай: «Она работает на химкомбинате, любит петь, а в новогодние праздники ездит к подшефным детям в качестве... Деда Мороза. Удивительная эта женщина не раз будет предана и обманута, а все же не устает она верить в лучшее». ...Все тут в куче. А чего стоит словцо «удивительная»? Да, Аэлита странная, вызывает удивление, но это еше не значит, что она превосходная, необычайно хорошая, чудная, дивная. ...Чем же она удивительна в данном контексте? Что работает на химкомбинате? Тысячи тысяч женщин трудятся на самых разных комбинатах. Что любит петь? Так поющих женщин и того больше. Что предстает перед детьми Дедом Мо.розом? Эка невидаль! Не нравится, не соглашалась бы. На комбинате тысячи мужчин, и не все они, думаю, выпивохи. Мужчинам-актерам труднее достается. Они вынуждены на метле или в ступе летать, роль Бабы Яги играть. И ничего, не жалуются, и удивительными их никто не считает. ...Если мы по чьей-то назойливой глупости, даже с прикидкой на театральную условность, будем считать удивительными приятных женщин Аэлит, играющих раз в году роль Деда Мороза, то мы вовсе разучимся видеть подлинно удивительное, — Чем же все-таки Аэлита поразила зрительницу? — перебиваю я приятеля, давая ему остыть, да где там... — Увы, не этими рядовыми чертами удивительна курьезная героиня, а тем, что лелеет и как именно лелеет герань. Я не рискую уточнять, «как именно она лелеет», ибо пылкий критический монолог Славы затянется еще на полчаса. Эмоциональность, страстность Славы — те самые непокорные два конька, которые ему больше мешают, чем помогают писать пьесы. — Или вот, оцени, чем актриса возвысила свою шалопутную героиню: «Заслуга актрисы В. Мороз в том, что она показала свою героиню во всех многогранных проявлениях ее натуры». ...Откуда такая многогранность у Аэлиты? Но далее расшифровка: «О ней нельзя сказать однозначно — добра, мол, и доверчива, простодушна до наивности». ...Допустим. Какая же она в противном случае? «Она непостижима, как всякая женщина». ...Видал, куда хватила неискушенная, как ты считаешь, зрительница! Но этими же соображениями руководствуются некоторые мужчины, воображающие себя эдакими свазилендскими королями. У одного короля дотошные журналисты насчитали пятьсот тридцать с чем-то наследников. Непостижимые мужчины тоже не прочь оставить после себя целый косяк незаконных наследников, но нередко случается, скрываются от алиментов на одного-един- ственного законного ребенка.