Сибирские огни, 1987, № 5

— Дорогие товарищи! Мы внимательно следили за вашим продвижением и теми трудностями, с которыми вам пришлось столкнуться. Мы полностью одобрили все ваши решения и действия по сохранению лошадей. Вы, рискуя жизнью уже в мирное время, проявляя трудолюбие и мужество, с честью выполнили очень важное государственное задание по обеспечению белорусских колхозников отличными лошадьми. Они освободят от непомерного, каторжного труда тысячи женщин, стариков и детей в разгар первой мирной посевной. За проявленный трудовой и боевой героизм от лица командования объявляю всем благодарность!— Служим Советскому Союзу!— пронеслось по бору. Майор подошел ко мне и горячо пожал руку. Со словами благодарности обратился к нам секретарь райкома — молодой мужчина в черном костюме с протезом вместо левой руки. Танкисты дружно ответили ему аплодисментами. После команды «Разойдись!» поломался строй, бойцы смешались с колхозниками. Пошли рукопожатия, приветствия. На лицах светились радость и улыбки. В бору стоял веселый шум. В это время к майору подошел сержант и передал бумагу. Тот прочитал и повернулся ко мне: — У вас в отряде есть сержант Антонов? — Есть. — Позовите. — Сержант Антонов, к майору! — По вашему приказанию сержант Антонов явился!— четко доложил сержант и бросил на майора и бумагу в его руках тревожный взгляд. Я догадался, что она связана с розыском семьи Антонова, и пытался по глазам майора определить, какую весть ему принесли. А тот повернулся к сержанту и протянул ему руку: — Поздравляю, Леонид Николаевич! Найдена ваша семья! Вот телефонограмма, только что полученная из Берлина. Из Москвы пришел адрес вашей семьи. Жена и дочери живы и здоровы, живут в Свердловске, на Урале. Адрес получите в Берлине, в штабе! Он тряс руку растерявшемуся Антонову, который крутил по сторонам ошалелой головой, будто боялся, что его разыгрывают. Потом опустил голову и рукавом, не стесняясь, утер глаза. Танкисты вмиг его окружили и начали качать, — Товарищ лейтенант, приступайте к передаче лошадей,— приказал майор и направился к табуну. Вдоль табуна потянулись колхозники, осматривая и принимая лошадей и все, что находится в бричках. У одной повозки произошел спор: два колхозных подростка не поделили тяжеловозов. Пожилая колхозница уступила доставшихся ей бельгийцев второму пареньку и перешла на бричку с вороными красавцами. Закидывая на плечи автоматы и вещмешки, танкисты нехотя отходили от бричек. Впервые за двенадцать дней они почувствовали, как дороги им стали эти, вначале непокорные, кони. Сержант Новиков вернулся ко мне и доложил об окончании сдачи и приемки. Я с секретарем райкома и двумя председателями колхозов составлял акт сдачи и приемки табуна. Перечислять все имущество мне помогал Плотников. — Кому мне сдать свою Рыжуху? Славная и выносливая кобыла,— обратился я к секретарю райкома. — Передайте ее Кузьме Ивановичу,— подумал он и показал на пожилого мужчину с худым и изрезанным морщинами лицом,— у него самый большой в районе посевной клин, будет на чем его объезжать. Кузьма Иванович, прихрамывая, шел за мной к бричке Спивака, где была привязана Рыжуха. — Вот она, Кузьма Иванович. Будешь доволен. Сильная, спокойная и послушная, и на вид —- красавица, невеста. Держи,— я подал повод. Он смотрел на кобылу, не веря в привалившее счастье, отвернулся, быстро обнял обеими руками лошадиную голову и уткнулся в нее лицом. Плечи его дрожали... И я отвернулся, незаметно утер глаза и полез в карман за сигаретами. В стороне стоял Антонов и наблюдал за нами. Он решительно подошел и протянул руку — я почувствовал всю его богатырскую силу: — Товарищ лейтенант, век не забуду! Мы вам обязаны всей семьей,— срывающимся голосом проговорил он. В двенадцать часов дня колхозники, погрузив в брички с помощью танкистов овес и продукты, потянулись обозом на центральную улицу села. Здесь их ждали автоматчики старшего лейтенанта Кириллова, которым предстояло охранять их до самой государственной границы.