Сибирские огни, 1987, № 5

и у всех вся жизнь на виду, и остепенилась бы она еще тогда, в юности, вышла бы замуж, наплодила бы ребятишек, верховодила бы в семье, а то и просто помыкала бы тихим, послушным мужем. Все ее похождения забылись бы. Колька работал бы... Так тяжело стало на душе у Вали — будто спихнула Тонька при встрече половину вины за свою и Колькину судьбу со своих плеч на Валины... А Тонька наверняка по пьяному делу Кольку родила. Таким он и растет... А они с Сашей который уж год живут, а детей нет. Все-таки какая несправедливость!.. Валя шагала по тускло освещенным улицам нового жилого района, где получила квартиру ее подруга, торопилась выйти к трамваю. Осталось пробежать три-четыре дома до улицы, по которой ходят трамваи. И вдруг от угла ближнего дома отделяются две долговязые фигуры, преграждают путь — один из парней сзади, другой спереди. В руках у одного из них блеснул нож. Валя обмерла. Хотела закричать, но голос куда-то исчез, вырвался только слабый сип. — Ни звука! — приказал длинный.— Пойдешь с нами. Они подперли ее с боков, и она пошла, волоча ноги, по каким-то лестницам. Раза два Валя пыталась вырваться, но блестящий нож появлялся перед горлом. В закутке подвала ярко (может, это показалось ей после кромешной тьмы на лестнице) горела лампочка. Туда они ее и привели. — Раздевайся! Валя торопливо стала снимать с себя жакетку, туфли. — Нате, нате все,— бормотала она.— И часы возьмите, они золотые... И вот кулон... Все возьмите. — Нам барахло не надо. Ты сама раздевайся!.. Все, все снимай дочиста... И Валя вдруг догадалась. Оглянулась. В углу — ворох тряпья. А перед ней два хищных волка, хотя и обшарпанные, жидковатые в кости, но уже с алчными горящими глазами. И Валя поняла, что отступать ей некуда, что живой она им не дастся все равно потому, что после этого жить не стоит. Она сжала кулаки и шагнула вперед. В это мгновение лицо долговязого осветилось лампой. И показалось оно ей знакомым. Валя закричала, указывая на него пальцем: — А я тебя знаю!.. Я тебя узнала! — а сама лихорадочно ворошила в памяти, откуда он ей знаком? Но не переставала твердить для собственной бодрости: — Знаю я тебя! Знаю. Мать твою знаю...— И вдруг не столько вспомнила, сколько догадалась: — Харин ты!.. Колька Харин! Мать твою, Тоньку, знаю... Она наступала на них и торжествующе тыкала пальцем в лицо долговязому, а тот пятился и заслонялся ладонью. А по ступенькам в подвал торопились еще шаги. Но Валя обратила на них внимание только тогда, когда послышались голоса. Не знала она — то ли помощь идет, то ли дружки их спешат. 6 Ночевать Колька не пришел. Это было уже не впервой, поэтому Тонька спала спокойно. Не пришел он и утром. Зато к обеду (Тонька работала во вторую смену и днем была дома) пожаловали двое в штатском и один милиционер — Тонькин знакомый, участковый инспектор. Штатские предъявили удостоверения работников уголовного розыска и тихим, потрясающе обыденным голосом сообщили, что ее сын задержан милицией в подвале одного из домов при попытке изнасиловать женщину, показали ордер прокурора на обыск в квартире. Тонька смотрела безучастно на двигавшихся по комнате людей, которые что-то у нее спрашивали, потом спрашивали у понятых, о чем-то коротко перекидывались между собой. В голове у нее вертелся один вопрос. Наконец она его выдавила еле слышно, сипло: 131 5*