Сибирские огни, 1987, № 5

угодно могла ожидать, но только не встречу со Степой. Забыла уж о нем. } — Степа, ты откуда? Он раскинул руки, намереваясь заграбастать Тоньку. И так на Іоньку пахнуло знакомым, что она закрыла глаза и вдруг захотела прижаться к широченной и мускулистой Степиной груди, но вспомнила, что она на улице, отшатнулась. Степа, ты когда освободился? — спросила тихо. Степа мычал. И, как медведь на рогатину, пер на Тоньку, пытаясь захватить ее в свои объятья. Погоди, Степа, погоди,— слабо пыталась остепенить его Тонь- ка- Чего ты, как с цепи сорвался?.. Ну, чего ты посреди улицы лапаешь? Пойдем ко мне домой... — Я уже был там. Тебя нет дома. Ну, успокойся. Вот она я. Ты давно освободился? Вчера. Сегодня только что приехал. С поезда — и к тебе. — Ну, пойдем. — У-ух, стерва-а... А ты не убежишь? Куда я убегу, Степа?.. Надо бы в магазин вернуться. — Зачем? — Бутылочку бы взять. — Вот она, в кармане... У-ух, ты-ы... ...В этот вечер Кольке долго не открывали дверь. Насилу достучался. Мать вышла в прихожую пьяная, кудлатая. А из ее спальни доносился богатырский храп. Это Степа вернулся. Теперь он будет жить у нас. Ему негде больше,— сказала она и пошла на кухню, задевая за стулья, за косяки, потом долго и жадно пила прямо из крана холодную воду. 3 Весна была всюду. Пригревало солнце. Первые ручейки зашуршали на пустыре за Валеркиным домом. Это была шестнадцатая Колькина весна. Колька ходил и слушал этот таинственный шорох вешней воды. Что-то таилось во всем этом, куда-то манило, будоражило. Колька закрывал глаза, и этот шорох ни с того ни с сего почему-то смешивался с шорохами в материной спальне. Кэзалось, вот сейчас откроется настежь дверь, и мать растрепанная, в распахнутом халатике на голое тело, стремительно пройдет на кухню, начнет жадно глотать воду прямо из крана. Потом пойдет в ванную комнату и станет долго там плюхаться... Вот бы посмотреть на Вальку Ширяеву в таком халатике нараспашку! Должно быть, очень интересно... Кровь бродила у Кольки по жилам — беспокоила, будоражила. Силу девать было некуда... А что, если и вправду посмотреть на Вальку — перед сном она же раздевается. Живет она, правда, на четвертом этаже, как там подсмотришь? К матери в спальню можно в дырку было заглянуть, которую он проколупал давным-давно. А тут не проколупаешь... Но зато можно залезть на чердак дома, который напротив. С него, должно быть, видно все, что творится в квартире. В этот вечер Колька пристроился у слухового окна напротив Валиного дома, отыскал глазами окна ее квартиры. Подшторники задернуты, но сверху, сквозь тюлевые шторы, было видно все. Вот семья собралась вокруг стола ужинать. Валя сидит в профиль к окну, ее братишка — напротив. Между ними — бабушка, дальше — отец. Мать разливает, что-то говорит, Валя улыбается, что-то отвечает, все смеются... Все мальчишки из группы, в которой учился Колька, попеременке влюблялись в Валю Ширяеву. На уроках производственной практики они наперебой затачивали ей лучшие резцы, учили ее, как правильно держать зубило и молоток, и вообще с самого первого знакомства 127