Сибирские огни, 1987, № 5

— В одном из этих домов они и живут, голубчики. Вы стойте здесь, у подъезда, а я пройдусь по подвалу. — Я уже ходила. Все там обшарила, нету их там. — То вы шарили, а теперь я пошарю. Я везучий. Он долго не появлялся из подвала. Тонька начала мерзнуть. Вышел он неожиданно из дальнего подъезда. Она побежала к нему навстречу. — Вы не заметили, люки на чердак открыты в каждом подъезде? — В нашем подъезде открыт. Это я точно знаю. Пойдемте, я провожу. На последней площадке лейтенант остановился, тщательно присмотрелся к спускающейся сверху от люка лестнице. — Здесь они,— сказал он твердо.— Хотите посмотреть, как ваше чадо устроилось около своей квартиры? Он полез по лестнице первым. Потом подал руку Тоньке, помог ей подняться. На чердаке лейтенант быстро огляделся, приложил палец к губам — тс-с — посмотрел зорко под ноги и уверенно зашагал через балки в дальний угол. Тонька за ним. Подошли к обмазанному цементным раствором распределительному бачку. Перешагнули через одну балку и увидели торчащие из-под дощатого навеса ноги. Лейтенант потянул за одну ногу. — Эй, робинзоны. А ну, вылазь! Ноги не шевельнулись. — Спят, шалопуты. Ночью промышляют, а днем отсыпаются. Тут тепло. Мать беспокоится. Правда, не очень шибко. А они, как у Христа за пазухой... А ну, подъем! — скомандовал он резко. Ноги мгновенно подобрались, исчезли. Лейтенант начал сбрасывать доски. Наконец из дальнего темного угла блеснули вытаращенные глазенки.— А ну, встать! — приказал лейтенант. Они оба поспешно поднялись. Тонька ахнула — сын, грязный, взъерошенный, стоял, нахохлившись. — Коленька,— всплеснула она руками. — Тихо, мамаша, тихо,— поднял руку участковый.— Поменьше эмоций. Он пока в руках милиции, и я его сейчас отведу в каталажку, пусть посидит там, узнает, что такое арестантская похлебка.— Лейтенант светил фонариком, носком сапога расшвыривал имущество отшельников.— Между нами говоря, они тут не лучше питались... Вот все четыре хозяйственные сумки, отнятые у женщин... Забирайте сумки и вообще все имущество, которое стянули в подвалах из сараек. Спускайтесь вниз. Тонька помогала им. На лестничной площадке пятого этажа при дневном освещении Тонька чуть не упала в обморок — Колька ее был чернее своего полушубка, сверкали только глаза да зубы. Она обернулась к участковому. — Может, пока отпустите их на поруки? Обмыть же надо его. На улице люди будут шарахаться от них. Лейтенант с трудом сделал строгое лицо. — Вообще-то я не имею права отпускать преступников, даже если они очень грязные. Каталажка — это не театр, там и грязных принимают... Ну, если вы очень просите... — Очень прошу. — Тогда так уж и быть, возьмите их. А завтра придете в детскую комнату милиции. Ясно? 4 На следующий день Колька с матерью отправился в детскую комнату милиции. Девушка (по годам не старше Тоньки) в форме младшего лейтенанта милиции пригласила обоих сесть. Долго рассматривала Колькино лицо. 119