Сибирские огни, 1987, № 5

■— Перевязать! — приказал уже на правах командира группы и сам опустился на колени. Рука поползла, поднимая мох. Малейшая неосторожность будет стоить жизни. Но страха не было. Понял другое: если подойти сбоку — безопасно. И пальцы вдруг обрели несвойственную им ранее чуткость — только не спешить. Даже не чуткость, а зрячесть — словно сами видели приближение мины. Только не спешить, но как быстро светает. Извлек одну коробочку, другую, третью... Косым зрением приметил на склоне огромный валун и рядом камни поменьше — почти спасение. В камнях голыми руками не возьмут. — За мной! — ринулся вперед. — Стой! — от камней по-русски, и лязг автоматов. — Свои, разведчики! — Один ко мне, остальные на месте! — Пойду! —Уже на ходу, полушепотом разведчикам: — Приготовить гранаты! И если что — другого выхода нет! И пошел. Пожалуй, этот случай лучше всего определил его положение среди разведчиков. Важно это было и для собственного самоутверждения. Все тогда закончилось благополучно. А сейчас? Едва ли. Может, от сознания этого, может, от покрепчавшего мороза начало знобить. Все явственней становилось чувство слабости, беспомощности. Оно обезволивало, угнетало. Федор боялся этого чувства и ненавидел его. Глава четвертая. ИСКУССТВО ВЫЖИВАНИЯ Всю осень и долгую-долгую зиму сорок первого — сорок второго у солдат Десятой гвардейской стрелковой дивизии не было не только крыши над головой, даже драной палатки. Спали прямо на снегу, закутываясь в задубелые плащ-палатки, в снежных ямах — «лисьих норах». И это за Полярным кругом, на подступах к Мурманску. Чтобы выжить и не остаться калекой, надо было научиться, возбуждая обессиленные мышцы, авитаминозную дряблую кожу, дрожать, дрожать и беспрерывно шевелить пальцами рук и ног. Не прекращать эту изнурительную работу даже во сне. Сначала казалось, что это выше человеческих возможностей. Руки и ноги тяжелели, деревенели, изнуренные мышцы болью отзывались на каждое движение, тупая, гнетущая боль наполняла все тело, распирала его, становилась нестерпимой. Но привыкнуть, притерпеться, оказывается, можно ко всему. Даже к нестерпимой боли, которая захватывает, подчиняет себе все человеческое существо, выматывает последние силы и постепенно, ничуть не ослабевая, становится твоим привычным состоянием. Ее ни убрать, ни убить. Но неимоверным усилием воли можно утишить, ослабить на какое-то время. Эти короткие минуты требовали таких усилий, которые буквально леденили мозг. Вспомнил Федор, как на какое-то время потерял контроль над собой и чуть не погиб. Это было в морозную полночь. Вполнеба полыхало северное сияние. Пока, скользя и падая, спускался от наблюдательного пункта к подножью высоты, согрелся. Забрался в заснеженную расщелину огромного камня, с головой укрылся плащ-палаткой, плотно, чтобы не оставить и миллиметровой щелки, подоткнул под себя все ее концы и моментально уснул. Дальнейшее состояние определить трудно. Его нельзя назвать ни сном, ни пробуждением, ни обмороком. Где-то в самой глубине мозга угадывалось мерцание последней живой точки. Сознание не прояснилось, но как-то само собой в нем родилось: «Замерз». Это не вызвало ни страха, ни движения. Но все силы организма как бы сжались в этой точке. И она ответила слабым толчком. В нем не было жизненного тепла. Но вот второй толчок — и боль, третий толчок — боль сильнее. Живая точка начала пульсировать. Беспорядочно, без всякого ритма. В темном сознании возникла мысль: «Надо выжить». Надо разорвать эту пелену, 10