Сибирские огни, 1987, № 5

дили их стороной, останавливались поодаль и с любопытством наблюдали — что за дикое племя пожаловало во двор? Взрослые смотрели на неумытые руки как на хулиганство — вроде бы специально намазались два шалопута. 2 Вторую неделю Кольки не было дома. Тонька несколько раз обежала соседние дворы, подвалы, заглянула в каждый закуток. Даже на чердак слазила, но там, кроме шлака и множества стропил и труб, ничего не видать. В первую ночь глаз не сомкнула — раздетый ведь выскочил! К утру неожиданно заметила, что ни полушубка, ни шапки его нет на вешалке в прихожей — или он заранее все это вынес, или приходил, пока она искала его по двору да по подвалу. Немного успокоилась — теперь не замерзнет, а утром явится — надо всыпать еще, чтоб такие шутки больше не выкидывал. Но Колька утром не явился. Не явился и к вечеру, и через неделю. Шутки плохи. Тонька спросила у соседских пацанов, сказали, что и Валерка Проходин тоже не бывает в школе и тоже сбежал из дома. Пошла к Валеркиным родителям. Отчим, опухший с похмелья, сидел за столом и жевал капусту — брал ее пальцами из алюминиевой чашки, запрокидывал голову, широко разевал рот. Выслушав Тоньку, хрипло ответил: — Жрать захочет — придет. Привыкла к запущенности своей квартиры Тонька, не замечала — будто так и должно быть, не мыслила никакого другого убранства. Но вот посмотрела на проходинскую: в двух комнатах так же две кровати и один стол, грязный пол, голые, давно небеленые стены — и до того все это показалось противным Тоньке! Неужели и ее квартира для постороннего глаза выглядит так же ужасно, как эта? Пришла домой, попыталась глянуть посторонним глазом на первую комнату — у дверных косяков пообвалилась штукатурка, пол рассохся, между половицами щели в палец, а в щелях окурки. У Проходиных и мать, и отчим пьют беспробудно — ниже их опускаться уже некуда... А может, для кого-то и она кажется такой же, на самое дно опустившейся, например, для писателя? Неужели он мог о ней такое подумать?.. А почему бы и не подумать ему? Коль он говорил о какой-то горсточке огня, которой не хватает на сына, а хватает только на любовника, значит... А что «значит»? А то, что когда он говорил ей: Колька — это ее зеркало, она ведь соглашалась не для виду, но и в душе сама перед собой признавала... А что толку, что после этого сделала?.. А что могла сделать? Пришла домой — Кольки так и нет. А начинать надо с него, с порки... Как ни крутила Тонька — все упиралось не в нее, а в сына. Во всем виноват он — вот выпороть бы его, тогда, глядишь, вся жизнь бы совсем по-другому пошла у нее... Стояла Тонька посреди комнаты и смотрела на собственную квартиру посторонними глазами — ужасная квартира!.. Субботник, что ли, объявить: позвать своих девчат с парнями? За два выходных, поди, сделают — и пол перестелят, и стены с потолком побелят? 3 Колька не являлся уже третью неделю. По-серьезному забеспокоилась Тонька. Рассказала об этом подругам. Те ахнули: — Что же ты молчала до сих пор? Может, его и в живых нет. Немедленно заявляй в милицию. 117