Сибирские огни, 1987, № 5

то влиять на нее, как на молодую работницу. А теперь кто за нее отвечает?— Обязательно кто-то должен за таких отвечать? Сами они не в состоянии за себя ответить? — Завтра она придет, поговорите с ней. Она скажет: у меня работа, а ребенка я отдавала вам, вы его и воспитывайте. — Светлана Анатольевна, она как мать имеет на своего ребенка влияние больше, чем все школы и все педколлективы, вместе взятые. Макаренко говорил, что основа воспитания человека закладывается с детства, причем в раннем детстве в семье, только в семье и в основном через мать. Какова мать, таково и потомство будет. — Ну, допустим, Макаренко не выделял особо роль именно матери. Он говорил о семье в целом, об общей атмосфере в семье. В учительскую вошел директор, лысый, заметно огрузневший. — Николай Иванович,—поднялась завуч.— Что будем делать с Хариным и Проходиным? Будем сообщать в милицию или не будем? Я вам докладывала. — По-моему, не надо. Это у них первый случай. Раньше их приводили с этим?.. Ну, вот. Зачем же мы будем сразу подключать милицию? Попробуем справиться своими силами. К ребятам надо подключить пионерскую организацию, пусть организуют над ними шефство. Вызвать родителей. Поговорить с ними серьезно. Не поможет — поставить в известность общественные организации по месту работы. У нас много, товарищи, возможностей. Мы — коллектив, мы — общественность, мы все можем... Кто классный руководитель у этих? Олимпиада Сергеевна? Вот вам, как говорится, и карты в руки... 7 Кончился весь этот скандал для Кольки грандиозной поркой — мать свалила его на пол, прижала коленом и порола ремнем по чему попадя. Он не кричал. Сопротивлялся молча. А мать била, била остервенело, не помня себя, изо всей силы. Казалось, за всю свою неудавшуюся жизнь она хотела отомстить сыну, будто он виноват в этом. Наконец, Колька вырвался. Раздетый, без шапки выскочил на лестничную площадку. Не раздумывая, метнулся на чердак. Притаился там около теплого дымохода, вытирая ладонью сопли и слезы. Потом слышал, как выскочила мать, звала: — Колька!.. Коля!.. Коленька!.. Он молчал. Тихо глотал остатки слез. Мать стала спускаться по лестнице. Вышла на улицу, звала там. И вдруг Кольку осенило. Он кубарем свалился с чердака. Прошмыгнул в свою квартиру. Накинул полушубок, шапку, схватил на кухне полбулки хлеба, шматок сала и стремглав — на чердак. Там он забрался в дальний самый темный угол, пристроился у какого-то сооружения, обмазанного глиной, от которого шло тепло, и с аппетитом начал жевать. Пожалел, что не прихватил нож — сало приходилось рвать зубами. До глубокой ночи мать ходила и искала его: слышал, как она спускалась в подвал (хлопнула дверь), поднималась на чердак, ходила вокруг дома, звала его. Но на чердаке темнотища, хоть глаз коли, попробуй, найди его там!.. Ночь Колька провел расчудесно: тепло, сытно и, главное, отомстил матери — пусть теперь поищет его. Единственное неудобство — после сала захотелось пить, а воды нет на чердаке. Но решил, что перебьется до утра не пивши. Утром он спустился в соседний подъезд и направился к Валерке. Тот за последнее время не отставал от Кольки — был буквально его тенью. Валерка жил на соседней улице в доме на первом этаже. Поэтому вызвать его в любое время не составляло большого труда — надо было три раза стукнуть в стекло, и сейчас же появлялась Валерки­ 111