Сибирские огни, 1987, № 4

спальню. Проходя по коридору, они миновали маленькую, почти кро­ шечную комнатушку, где спал Стренд. — Может, мне лучше ночевать здесь? — спросила Элеонора. — Это моя комната.— Он распахнул дверь в большую спальню.— А это мамина. И твоя, пока ты тут. Элеонора бросила на него быстрый взгляд. Он надеялся, что то, что он заметил в глазах дочери, не было жалостью. — О, папочка,— произнесла она, обняв его за шею, и заплакала, уткнувшись ему в плечо.— Правда, все ТАК УЖАСНО? — Однако сразу взяла себя в руки. — Прости меня. В гостиной он обратил внимание на письмо Ромеро. С минуту смотрел на него, уверенный, что бы там ни было написано, не приба­ вит радости к сегодняшнему дню. Он разорвал конверт и вытащил из него две странички. «Уважаемый мистер Стренд! Я просто хочу поблагодарить Вас за все, что Вы и мистер Хейзен пытались сделать для меня. Сейчас я понимаю, что Вам не следовало по­ могать мне, а мне не следовало принимать Вашу помощь. Из меня никог­ да не получился бы настоящий джентльмен, и все мои соотечественники заметили бы эту фальшь и до конца моих дней даже близко не подошли бы ко мне. А я не хочу этого, мистер Стренд. Даже тюрьма, если уж так придется, подготовит меня лучше понять свой народ и совершить что-то вместе с ним и для него, чем десять лет, проведенных в самых привилегированных школах и самых престижных университетах. Я должен получить образование сам, своим путем. Читать книги, какие пожелаю, и делать собственные выводы, и они будут совсем не те, с ка­ кими я вышел бы из Иейля, Гарварда или другого подобного заведе­ ния. Библиотеки открыты для всех, а если там не окажется нужной мне книги, я всегда смогу украсть ее еще где-нибудь. Даже сейчас, вспоминая выражение Вашего лица, когда я сказал вам, как приоб­ рел собрание сочинений Гиббона, я не могу удержаться от смеха. Знаю, Вы считаете меня помешанным на пуэрториканском нацио­ нализме. И, тем не менее, Вы никогда не сделали бы того, что сделали для меня, ради какого-нибудь белого парня, каким бы умным он ни был. То, что Вы сделали для меня, Вы сделали только потому, что я не белый. Во всяком случае, по Вашим стандартам. Я не люблю принимать подаяний и рад, что вовремя понял, что как раз это я и де­ лал. Баста! Вы возразите, Роллинз, мол, не прочь принимать подаяния и из него получится преуспевающий гражданин, который станет гор­ достью школы, семьи, своей расы и четырнадцатой поправки к Кон­ ституции Соединенных Штатов Америки. То, что у нас обоих одинако­ вый цвет кожи, вовсе не означает, что мы тоже одинаковые. Его семья давно сделала скачок вверх, и ему остается только карабкаться выше. Я же в грязи на дне ямы, и нигде на виду нет никакой лестницы, что­ бы выбраться из нее. Но Вы заслуживаете, чтобы я сказал Вам правду об одной вещи. Письма, украденные Хитцем, были от Каролины. Любовные письма. Началось все с шутки, а потом перестало быть шуткой. По крайней мере, для меня. Я думал, что с ее стороны это тоже серьезно. После Дня Благодарения я ездил к ней в колледж, поскольку она говорила, что хотела меня видеть, и я обещал приехать. Ее там не оказалось. Я стоял с чемоданом в руке, точно идиот. Когда увидите ее, посоветуйте, пусть лучше не выкидывает таких штучек с другими парнями». Тут впервые из этих последних строк письма Стренд почувствовал боль и разочарование оскорбленного юноши. Письмо кончалось при­ пиской в Две строчки: «Если Вы вдруг встретите этого борова Хитца, скажите ему, если меня посадят, ему лучше спрятаться куда подальше, когда я выйду. Искренне Ваш, Джизус Ромеро», 93