Сибирские огни, 1987, № 4

быть, проходили молча, без единого звука. Из всех ребят только у Хитца была отдельная комната. Объяснялось ли это влиятельным положением его отца, или просто никто из ребят не пожелал жить вместе с ним, этого Стренд не знал. Комната была небольшой и в идеальном порядке, если не считать неприбранной кровати и пятен крови на коврике. Стренд и Бэбкок остановились в дверях, поскольку для всех в комнате не хватало места, а полицейский начал методически выдвигать ящики один за другим, заглянул под кровать, откинул одеяло, посмотрел под коври­ ком, пошарил по карманам одежды Хитца, висевшей в гардеробе. — Ничего,— произнес он, спустя минут десять. — Я же вам говорил,— сказал Хитц. В медпункте и полицейском участке лицо его, за исключением крови на щеке и шее, было зем­ листого цвета, а теперь слегка порозовело,— Вы зря ехали. Я говорил вам, не брал я его денег. — Я думаю, тебе лучше лечь и отдохнуть, сынок, а я поеду. Они оставили Хитца одного. Вид у него был спокойный и тор­ жественный. Стренд распрощался с полицейским и Бэбкоком в общей комнате. Оставшись один, он бессильно опустился в кресло. Он страшно измучился и не хотел появляться перед Лесли в таком виде, не передохнув в тишине несколько минут. Закрыв глаза, стал переби­ рать в памяти процесс обыска полицейским комнаты Хитца, мыслен­ но ища место, которое тот мог проглядеть и где могли быть спрята­ ны деньги. Но как ни старался, не мог представить ни одного уголка, куда не заглянул полицейский. Он вздохнул, открыл глаза, поднялся, долго глядел на окровавленную тахту, где лежал Хитц, затем погасил свет и направился по темному коридору к себе в квартиру. Там повсюду горел свет. — Лесли,— позвал он.— Лесли! Он вошел в ее спальню. И тут горела лампа. Дверца гардероба распахнута настежь. Большая часть одежды исчезла. На туалетном столике лежала записка. «Любимый мой,— прочитал он.— Прости меня. Я больше не в силах оставаться здесь, даже еще на одну ночь. Я позвонила Линде и спросила, действительно ли она хочет, чтобы я поехала с ней в Париж. Она подтвердила, что да, и я сказала, что сейчас же выезжаю в Нью-Йорк, а завтра полечу вместе с ней. Пожалуйста, не волнуйся за меня, мой дорогой. И пожалуйста, ПОЖАЛУРІСТА, береги себя. А главное, ни за что не вини себя. Я люблю тебя всем сердцем. Лесли». Он осторожно положил записку обратно на столик, разгладил ее рукой. Потом закрыл шкаф, погасил свет, прошел в свою спальню, разделся и лег. Он не стал заводить будильник. Бэбкок поймет, что завтра он не сможет приступить к занятиям. — Разумеется, в школе только и разговоров об этом,— сказал Бэбкок. Было одиннадцать утра, и они с Бэбкоком на его машине ехали в здание суда. Стренд проснулся рано, но не выходил из квартиры, не обращая внимания на звонок к завтраку и на звонок, возвещав­ ший начало занятий. Он пробовал звонить Линде, но линия все вре­ мя была занята, и он отказался от своей попытки. Лесли не звонила, и он послал Линде телеграмму с просьбой позвонить ему. Он пони­ мал: глупо думать, что Лесли обязательно должна попасть в ка­ тастрофу по дороге в Нью-Йорк. Случись такое, ему обязательно сообщили бы. Но его преследовало видение, будто она, взволнован­ ная и растерянная, ничего не видя перед собой, мчится по дороге, налетает на дерево и теперь лежит где-нибудь в канаве вся в крови. Он позвонил. Хейзену на работу, но секретарь ответил, что мистер Хейзен сегодня рано утром вылетел в Вашингтон, 53