Сибирские огни, 1987, № 4

Юрий ГОРБАЧЕВ * * * За деревней — деревья в рубахах До пят, словно древние деды, стоят. Сквозь грачиные черные гнезда по ночам осыпаются звезды. Ранним утром кричат на березах грачи. Рдеет солнце в развилине клена, словно бабка снимает ухватом с печи чугунок, докрасна раскаленный. * Как нездешние смутные мысли, в голубые далекие выси частых веток простерлись концы. И проклюнулись клейкие листья, а за ними, в гнезде, и — птенцы. Ветры думами в кроне ходили. И береза над степью ковыльей, отдаваясь воздушной волне, расправляла зеленые крылья и парила, забыв о земле. У нее все ладом и хлопот полон дом: подрастают внучата. Вон они — за морщинистым старым плетнем гомонят, как грачата. День-деньской за деревней сухая ольха, как соха, бороздит облака. Ходит дед в облаках за сохою, тянет облачный след за собою. * * Но пахнуло из каменных гротов холодами. С далеких болот снялись утки. Пора перелетов и охотничьих выстрелов влет. Вот уж крыльев зеленых не стало, и растаяли стаи вдали, а она все взлетала, взлетала, отрываясь от зимней земли. * * * Старик на Эйнштейна похожий, случайный прохожий, с авоськой, с улыбкой погожей. Пожалуй, что он не играет на скрипке и в физике смыслит, наверное, столько же, сколько и в музыке тоже. Он тащит авоську с кефиром, со сдобным батоном и лампочками в коробчонках картонных, и вовсе не думает он о всемирном эфире, парсеках, галактиках и о фотонах. Двойник безызвестный Эйнштейна, вошедший уже в полосу ускоренья старения, близнец, возвращенный на землю, когда уже в прошлом давно гениальные все озарения. Он тащит авоську. Он сделал открытье! Он счастлив: купил в овощном он пучок превосходного лука! И — эврика! — три мандарина — три пойманных чудом нейтрино, три пойманных неводом старой авоськи живых златобоких рыбешки — для внука. Я Б Л О К И Созрели яблоки на ветке золотой. Рука к тем яблокам несмело потянулась. И только одного из них коснулась — качнулось яблоко, упало на ладонь. Я в этот сад пробрался через лаз, воспользовавшись случаем счастливым, и полную запазуху натряс мичуринского белого налива. И я назад пролез, как Ахиллес, в бою с гвоздем порвав свою штанину. Но не с Еленой, а с соседской Ниной мы грызли яблоки, сбежав подальше в лес. Как на ее зубах налив хрустел! И как дразнились круглые колени! И я изведал притяженье тел и смысл всемирного закона тяготенья. И полной моя пазуха была зеленого и солнечного лета. Я ей протягивал планету за планетой. Она ж — простые яблоки брала. 31