Сибирские огни, 1987, № 4

бы сделать меня счастливым, — так это она. Когда было похоже, что вы умрете там, в саутгемптонской больнице, я желал вашей смерти. Не сознательно, не умышленно, но на какую-то долю секунды такая мысль возникала. Тогда я стал бы не только другом семьи, которую любил, а членом этой семьи, не просто гостем за столом, а сидел бы во главе его. И даже тот факт, что я был безмерно счастлив, когда вы поправитесь, не мог вычеркнуть из моей памяти этой мрачной злове­ щей минуты. Пожалуйста, по прочтении письма сожгите его. Пусть никто, кроме вас, не знает о его существовании. В машине я оставлю записку, где будет сказано, что я просто решил покончить с собой, что я на грани нервного срыва и опасаюсь за свой рассудок. В кармане у меня писто­ лет, и все кончится очень быстро. Тело мое обнаружат у машины на какой-нибудь глухой дороге. Не горюйте обо мне. Я не стою вашей печали. Обнимаю вас крепко. Рассел». ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ I До Дня Благодарения снова остается несколько дней, и уже кружится в темноте за моим окном первый снег. Я в Данберри, но не на прежней своей квартире в «Мэлсон резиденс». Живу один, поскольку Лесли в Париже. Я не позволил ни Лесли, ни Каролине присутствовать вместе со мной на похоронах Рассела Хейзена. Трудно преду­ гадать, какую сцену могла выкинуть вдова Хейзена, а моя же­ на и моя дочь не в таком состоянии, чтобы противостоять этой ненормальной и мстительной женщине в такой момент. Я сидел в заднем ряду, и она не заметила меня. Рядом с ней сидели две высокие молодые женщины, надо пола­ гать, дочери Хейзена. Все трое были одеты элегантно во все черное и имели вполне благопристойный скорбный вид. И священник в своем панегирике, и «Таймс» в некроло­ ге возносили до небес гражданские достоинства Хейзена, его неподкупность, порядочность и многие полезные деяния на благо города Нью-Йорка. Представляю, как горько рас­ смеялся бы Хейзен, будь он оюив, слушая и читая подобную дань его памяти. Смерть Хейзена, да еще подобная смерть, окончательно сломила Лесли. Много дней после этого она то и дело вдруг заливалась слезами. Казалось, будто комплекс пере­ живаний, которые ей до сих пор удавалось скрывать ради меня и ради детей, ей больше не под силу, и ее духовную плотину прорвало. Утешить ее было невозможно. Ее депрес­ сивное состояние в прошлом году до того, как мы отправи­ лись в Хэмптонз в День Благодарения,— сущий пустяк в сравнении с этим ее самочувствием. Она бросила притво­ ряться, будто ее интересуют уроки музыки, и попросила меня отказать всем. К роялю даже не притрагивалась, не брала кисть в руки и целыми днями либо плакала, либо сидела с каменным лицом в нашей заново побеленной кух­ не в «Мэлсон резиденс». Она винила и себя, и меня за случившееся. Почему-то ей казалось, раз мы его друзья, как мы считали, мы должны были почувствовать, что твори­ лось в душе у Хейзена, к чему это могло привести, и могли бы предотвратить его гибель. Мне так и не удалось переу­ бедить ее в этом. Поэтому, когда Линда высказала мне, 117