Сибирские огни, 1987, № 4

поспешно спустился в гостиную, где по-прежнему все еще горел свет. В камине тлели последние угольки. Конверт был длинным, толстым, и на нем всего одно слово: «Алле­ ну». Он распечатал его. «Дорогой Аллен,— прочитал он обращение, начертанное твердым, четким почерком Хейзена.— Когда вы получите это письмо, меня уже не будет в живых. Я приехал вчера вечером попрощаться с вами и по­ желать вас счастья. Все обрушилось на меня сразу — жена, расследо­ вание в Вашингтоне, шантаж со стороны Конроя. Я получил повестку явиться второго января в комиссию. Я не могу этого сделать без того, чтобы не нарушить присягу или не бросить тень, не инкриминировать старых моих друзей и коллег. Так или иначе, от моей репутации кам­ ня на камне не останется. Я все тщательно обдумал, и у меня есть один-единственный выход. Когда ознакомитесь с моим завещанием, станет ясно, что я оставил свой дом на побережье Каролине по весьма благой и веской причине. Чтобы иметь деньги для поддержания его, она может продать несколько акров земли. Участок огромный — со­ рок акров,— а стоимость земли очень высокая. Своей жене я завещаю все ликвидное имущество с оговоркой, коль скоро она начнет оспари­ вать хоть один пункт из завещания, она вообще лишается абсолютно всего. У каждой из моих дочерей крупный доверительный фонд, уч­ режденный еще моим отцом при их рождении. Они не могут оспорить завещание. Я хороший адвокат, и оно составлено железно. Все мои картины давно обещаны в дар музеям с оговоркой, что будут оставаться у меня, пока я жив. Бездумно и непреднамеренно я вовлек вас и ваших детей в свой мир. Одинокий, потеряв всех близких, я верил, что могу влиться в чу­ жую счастливую семью. То, что я считал великодушием, обернулось катастрофой: Джимми слишком быстро понял, как можно преуспеть, Каролина закружилась на американской карусели соперничества, неза­ висимо, желает она того или нет. Элеонора и ее муж познали горечь неудач и живут в страхе. Мне ужасно неприятно говорить об этом, Аллен, однако новая карьера Лесли может еще больше отдалить вас друг от друга и выбить вас из колеи. Радужная надежда — палка о двух концах. Все может оказаться и хорошо, а может и нет. То же самое можно сказать и о Ромеро. Картина Ренуара в вашей спальне приобретена после подписания договора с правительством, и я счастлив, что могу передать ее вам, согласно завещанию, которое хранится в сейфе у моего партнера». Стренд на минуту перестал читать. Невероятный характер письма, которое он держал в руке, потряс его, а факт, что оно написано так чет­ ко, ясно и последовательно человеком, намеревавшимся покончить с собой, поразил его почти сверхчеловеческим самообладанием своего Друга. Наряду с юридической литературой, подумал Стренд, Хейзен на­ верняка читал произведение Платона о смерти Сократа: «Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте». Петуха — Асклепию. Ренуара — Стренду. Античное благородство на смертном одре. С сухими глазами Стренд возобновил чтение. «Во вложенном здесь конверте меньшего размера — десять тысяч долларов в купюрах по пятьсот долларов, чтобы ваша поездка в Па­ риж была более приятной. Советую никому не упоминать о них. Вы и ваша семья сделали последний год моей жизни особенно значитель­ ным для меня, но, к сожалению, я слишком поздно понял, какие мне следовало сделать из этого выводы. Поскольку это мои последние слова к вам, а мы теперь, как вы ска­ зали, придерживаемся политики полной откровенности, сделаю еще одно признание. Конечно, это прозвучит дико со стороны человека моего возраста, и тем не менее, я влюбился в Лесли с первого взгляда, как только увидел ее. Если на свете существовала женщина, которая могЛа 116