Сибирские огни, 1987, № 4
— Каком заговоре? — с недоумением спросил Стренд. — Все мы тебя любим и хотим, чтобы ты был счастливым,— го лос ее сейчас звучал по-детски капризно.— У тебя в голове непра вильное представление о всех нас... даже о маме. Поскольку мы твои, тебе кажется, будто мы вроде ангелы совершенства. Ну, а мы совсем не такие, хотя ради тебя всегда притворяемся и притворялись, даже когда были совсем маленькими, что мы такие. Мы — семья актеров, включая маму, если желаешь знать правду. С аудиторией из одного человека — тебя. Что касается Элеоноры и Джимми... о них и гово рить не стоит. Никому не дано быть таким хорошим, как тебе хоте лось бы, и я говорила маме, что не надо и пытаться, все равно когда- нибудь ты поймешь, и это причинит тебе гораздо большую боль. Но ты ведь знаешь маму, она железная. Если она что решила, тут уж ни чего с ней не поделаешь. Ну вот, теперь ты знаешь. Я не говорю, что мы плохие. Мы обыкновенные люди. СОВРЕМЕННЫЕ ЛЮДИ. — Людьми можно быть разными, —заметил Стренд.— Даже в на ши дни. В любом случае, я обязан принести тебе — и всей семье — свои извинения. Однако, неважно, как бы слеп я ни был, или какими бы людьми ВЫ ни были, я считаю неправильным, что ты так легко игра ешь жизнью других людей... этой несчастной женщины в колледже... Джизуса Ромеро... — Папочка, я НЕ МОГУ изменить мир. Я просто восприняла его таким, как он есть. Не вини меня за это.— Она снова заплакала, вы тирая глаза его платком.— Кстати, не я выкопала Джизуса Ромеро. Ты сам ввел его в нашу жизнь. Ты признаешь это? — Признаю,— устало согласился Стренд.— И я совершил ошибку. Это тоже я признаю. Но если бы ты видела, как он гнался за тем парнем, как видел это я и видела твоя мать, то хорошенько подумала бы, прежде чем встречаться с ним. — Пап, если ты собираешься читать мне нравоучения в стиле от цов в викторианских романах, какой мне смысл стоять здесь и выслу шивать тебя. — Никакого,— он встал.— Пойду пройдусь немного. — На тебе твой платок,— сказала Каролина.— Я кончила плакать. Он вышел из дома. На улице уже стемнело, и свет из окон высвечи вал зыбкие пятна в густом тумане, непрерывно стлавшемся с океана. Шум волн, приглушенный туманом, походил на погребальную музыку. Он зашагал в противоположную сторону от пляжа, по обсаженной кед рами длинной прямой аллее, которая пересекала владения Хейзена и где-то вдали смыкалась с проезжей дорогой. Женщины пошли погу лять вдоль пляжа, а ему сейчас не хотелось с ними встречаться, да и вообще ни с кем. Пройдя ярдов пятьдесят, он обернулся. Освещенных окон дома уже не было видно. Кедры тяжело вздыхали от то и дело менявшего направление сырого ветра.9 9 Он не знал, как долго брел так, поскольку в темноте невозможно было разглядеть стрелки часов, когда, наконец, решил повернуть об ратно. Когда он уходил, у него не было никаких определенных планов, хотелось только поскорей сбежать из дома. Теперь, оказавшись наеди не с самим собой в этом сером промокшем мире, ритмично двигая ко нечностями в мягком обволакивающем тумане, он почувствовал уми ротворенность. Однако найти в темноте дорогу, по которой он шел, оказалось не так-то просто, и он понял, что заблудился. Даже при ярком солнечном свете он вряд ли узнал бы эту мест ность, так как всегда прогуливался только вдоль пляжа. В город они 104
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2